– Sms-ка не цветы.
– Столько одиноких женщин, столько одиноких мужчин. Отчего же людям не спать вместе чаще? – стал он обсуждать сцену на экране.
– Ты про нас?
– А мы что, редко?
– А по-твоему, часто? Мне кажется, секс для нас становится самой большой редкостью.
– Я не знаю, какими категориями это определять.
– Ну скажи мне, ты помнишь, когда это было в последний раз?
– …Сразу не скажу.
– Значит, редко.
– А часто когда? – переключил на футбол Антонио и лег рядом со своей женой.
– Когда не можешь забыть.
– Может, завтра в кино сходим? – попытался обнять он ее в постели алкогольным дыханием.
– Может, сразу на кладбище?
– В смысле?
– В кино, в кафе, в гости, всегда нужен еще кто-то, третий. Знаешь, почему? Потому что ты боишься, что вдвоем мы сдохнем, сдохнем от скуки, – отложила она журнал и посмотрела прямо в пьяные глаза.
– Давай заведем кота или другое домашнее животное.
– Меня заведи сначала, потом котов. Люби меня такой, какая я есть.
– А когда тебя нет?
– Аналогично: люби такой, какой меня нет.
– Ты же сама говорила, что я всегда буду твоей второй половинкой.
– С годами я поняла, что половины мало, мне нужно все.
– Что все? Что тебе еще нужно, – закипел Антонио. У тебя же все есть.
– Если говорить о планах – то здесь, рядом, всегда, неужели не понятно? На данный момент все, что мне нужно сейчас – это ванна, шампанское и легкая музыка.
– А я?
– Ты тоже, конечно! Будь другом, сходи за клубникой.
– Где я тебе сейчас найду клубнику? Поздно. Да и спиртное уже не продают.
– Вот и я говорю. Главное в мужчине – это чувство юмора. Если его нет, то и с остальными беда.
– Часто время измеряется отсутствием одного человека. Иногда бывает настолько хреново, и дело даже не погоде, не в головной боли, такое состояние, будто в его отсутствие мне не хватает своей собственной кожи, чтобы согреться. Ты знаешь, я хочу жить с ним.
– Зачем?
– Зачем, зачем. За забором, за которым он будет полностью моим. Можешь мне объяснить, почему, как только его нет, я сразу начинаю скучать?
– Это от бедности внутреннего мира.
– Чем же его обогатить?
– Любовью.
– То есть тогда мужчина будет приходить чаще?
– Нет, тогда он придет и останется… Ляжет на диван, включит телевизор, попросит приготовить ужин, и скучать тебе уже не придется.
– Ты про отца?
– Нет, я в общем, – Лара подошла к окну и посмотрела в него, будто хотела спросить разрешение на откровенность. Она давно заметила, что откровенничать с дочерью, стоя к ней спиной, всегда было легче. – Иногда очень хочется послать, пока подбираешь нужные слова злость куда-то проходит. Вместо: «Пошел ты…» говоришь: «Ты можешь перезвонить мне позже». И так всю жизнь, пока не встретишь любимого человека, от которого тебе не надо скрывать свои эмоции.
– Я тебя люблю, мама.
– Неожиданно, я бы даже добавила – необдуманно.
– Почему?
– Потому что я тоже тебя люблю. Странно говорить это, после всего что мы с отцом на тебя вылили. – достала Лара сигарету. – У тебя есть зажигалка?
– Можешь прикурить от моего сердца, – улыбнулась дочь, слизнула рукой с полки зажигалку, которую недавно завела, и поднесла к сигарете Лары. Та затянулась:
– Как говорила одна моя подруга, надо научиться сдерживать чувства. Иначе обязательно найдется какой-нибудь лихач, который возьмется ими управлять, не имея на это никаких прав. Жизнь женщины – зачастую это дорога от одного мужчины к другому.
– А если мужчина один, как у тебя?
– Значит, вокруг него.
– Замкнутый круг?
– Цикл.
– Как же разорвать это скучное кольцо?
– Не зацикливаться.
– Мне кажется теперь: я никогда никому до конца не смогу быть предана, только по одной причине – чтобы не предавали, – Фортуна тоже достала сигарету из пачки, понюхала, но курить не стала.
– Если женщина говорит «никогда», значит, это обязательно случится вновь, – выпустила вверх облако дыма Лара.
– Когда люди говорят о чувствах, они вспоминают о велении сердца, что то якобы почувствовало волнение в море любви и забилось чаще в надежде к кому-нибудь пришвартоваться. Чтобы мое чаще, теперь уже никогда, оно же не швейная машинка чтобы строчить бесконечные кружева отношений. Оно уже слишком мудрое и знает, что могут и отшить. Потом сиди штопай, вручную, иголкой свою нервную систему.
– Может подлечим ее чаем с малиновым вареньем? – открыла мать окно и выбросила окурок в клумбу, где уже сложили головки осенние цветы.
В воскресенье Фортуна любила встать попозже, принять ванну, заварить себе кофе и ходить по дому голой, пытаясь всем своим видом разбудить его, мужа, который просыпался еще позднее.
– Мы опять с тобой проспали все воскресенье, – села она рядом с ним на постель, гладила лицо ладонями, помогая прогнать сон.
– Не печалься. Главное, не проспать друг друга, – сгреб он ее в охапку своих крепких волосатых объятий вместе с ворохом хлопка.
– Ты всегда знаешь, чем меня воскресить, – тонула она в стихии.
– Окно открыто. Ты не простынешь?
– Нет. Если ты перестанешь так часто махать ресницами.
– Где ты так наловчился?
– Чему?
– Стягивать трусики пальцами ног.
– Ты думаешь, это особый дар?
– Нет, я надеюсь, ты мне их вернешь.