В каждом сердце – дверь

– Извини, – сказала Нэнси, вытирая слезы плавными движениями ладони. – Я не знала, что здесь кто-то есть.

– Это самое тенистое место на территории школы. Вообще-то ты меня удивила. Мне не одна неделя понадобилась, чтобы его найти. – Улыбка у Джилл была добродушная. – Я не хотела тебя прогонять. Я только хотела сказать – тяжело здесь, среди всех этих людей из пастельных сказочных миров с солнцем и радугами. Им нас не понять.

– Хм… – отозвалась Нэнси, глядя на пастельное платье Джилл.

Джилл рассмеялась:

– Я так одеваюсь не в память о том, где побывала. Я так одеваюсь потому, что Господину нравилось, когда я носила одежду светлых тонов. На ней кровь заметнее. А ты тоже поэтому в белом ходишь? Твой Господин любил на тебя смотреть, когда ты в белом?

– Я… – Нэнси запнулась. – Милорд не был моим господином, он был моим учителем, и он любил меня. Я ношу черно-белое, потому что другие цвета позволено носить только Леди Теней и ее свите. Я хотела бы войти в нее когда-нибудь, если сумею себя проявить, но до тех пор я должна служить статуей, а статуи не должны бросаться в глаза. Выделяться позволено тем, кто заслужил такую честь. – Она дотронулась до гранатовой ленты в волосах – это была единственная яркая деталь, которой она успела удостоиться, – и спросила: – А у тебя был… господин?

– Да. – Улыбка Джилл стала такой ослепительной, что могла заменить солнце, от которого они спрятались. – Он был добр ко мне. Дарил всякие лакомства и безделушки и говорил, что я красавица, даже когда мне нездоровилось. Джек вечно сидела взаперти со своим ненаглядным доктором, изучала всякое такое, что леди и знать-то не пристало, да и вообще никому не надо бы, а я жила с Господином в высоких башнях, и он научил меня таким прекрасным вещам. Стольким прекрасным, замечательным вещам.

– Мне жаль, что тебе пришлось вернуться сюда, – сказала Нэнси.

Улыбка Джилл погасла. Она махнула рукой, словно пытаясь отмахнуться от слов Нэнси, и сказала:

– Это не навсегда. Господин хотел избавиться от Джек. Она не заслуживала такой жизни, какая была у нас. Вот он и устроил так, чтобы открылась дверь обратно в наш мир, а я просто запнулась и провалилась туда вслед за ней. Он придумает, как открыть для меня дверь. – Она встала, сложила зонтик. – Извини, мне пора идти.

И, не дожидаясь, пока Нэнси попрощается, она быстро пошла прочь.

– Вот почему, дети, мы не всегда готовы принять близнецов Аддамс в общую компанию, – произнес чей-то голос.

Нэнси подняла глаза.

Кейд сардонически помахал ей рукой сверху:

– Привет, Нэнси из Страны чудес. Если ты искала уединенное место, чтобы поплакать, то выбрала неудачно.

– Я не думала, что тут кто-то есть, – сказала она.

– Потому что там, дома, те, кто хотел спрятаться, запирались у себя в комнатах, а не на улицу бегали, верно? – Кейд закрыл книгу. – Но теперь ты попала в школу для тех, кто не привык руководствоваться логикой. Мы, когда хотим побыть в одиночестве, ищем дерево повыше или нору поглубже, а поскольку их таких не так уж много, мы волей-неволей почти все время проводим в обществе друг друга. Судя по тому, что ты плачешь, ориентирование прошло не очень. Дай угадаю. Ланди говорила о молнии, которая не ударяет дважды.

Нэнси кивнула. Молча. Она уже не доверяла своему голосу.

– Она в чем-то права, если тебя выставили из твоего мира.

– Никто меня не выставлял, – возразила Нэнси. Оказывается, она еще могла говорить, если очень нужно. – Меня отправили сюда на время, чтобы кое-что выяснить, вот и все. Я вернусь.

Кейд сочувственно посмотрел на нее и не стал возражать.

– А меня Призма никогда не примет обратно, – только и сказал он. – Тут дело мало сказать безнадежное, даже и думать нечего. Я нарушил их правила – оказался не тем, кем они хотели меня видеть, а в этом цирке никаких отступлений от правил не терпят. А вот Элеанор, та сколько раз возвращалась. Ее дверь и сейчас еще открыта.

– Но как? То есть почему? – Нэнси покачала головой. – Почему она не ушла? Если ее дверь все еще открыта, почему она здесь, с нами, а не там, где ее настоящий дом?

Кейд перекинул ногу с другой стороны ветки и сел прямо. Потом соскользнул с дерева, легко приземлился прямо перед Нэнси, выпрямился и сказал:

– Это было давно, тогда еще ее родители были живы. Она думала, что может жить и там и там, и старалась почаще бывать в своем настоящем доме, чтобы не разбивать отцовское сердце. Но она забыла, что взрослые не приживаются в мире Абсурда, даже те, что привыкли к нему с детства. Каждый раз, возвращаясь сюда, она становилась чуть-чуть старше. И вот однажды она снова отправилась туда, и это ее чуть не убило. Представляешь, каково ей было? Как будто открываешь дверь, хочешь войти в свой дом и понимаешь, что тебе там нечем дышать.

– Ужасно, должно быть, – сказала Нэнси.