В Хангай за огненным камнем

Мы бережно упаковали все просвечивающие сколько-нибудь камешки, после чего старательно прочесали лавовый поток, во все глаза рассматривая его взъерошенную поверхность. Санидин встречался в глыбах и в осыпи почти до самого кратера. Нам удалось наполнить оба наших брезентовых мешка для проб, сделав при этом необходимые геологические наблюдения. Любопытен был факт совместного нахождения санидина с крупными кристаллами авгита и мелкими (3–5 см) включениями ультраосновных пород. Эта минеральная компания уже встречалась среди пирокластических выбросов [34]вулкана Хоргийн-тогоо. И вот теперь новая встреча — в лавах! Не является ли эта ассоциация свидетельством каких-то общих условий образования?

Просматривая образцы санидина и его спутника авгита, мы обнаружили несколько округлых, как бы оплавленных кристаллов. Вокруг их наблюдалась характерная оторочка — так называемая реакционная кайма, образующаяся вследствие реакции минерала с жидкой магмой. Отсюда напрашивался вывод: оба минерала — санидин и авгит — не находились в равновесии с минералами основной массы базальтов, образовавшихся на поверхности — они были вынесены с больших глубин, из мантии. На это указывало и их соседство с обломками глубинных ультраосновных пород.

Итак, монгольский лунный камень — пришелец из далекой и таинственной мантии Земли!

Едва оторвавшись от Босгын-тогоо, следуем к его ближайшему соседу — вулкану Хэрийн-тогоо. По параметрам и строению оба они почти одинаковы. Хэрийн-тогоо имеет сильно усеченный конус, сложенный пористыми шлаками и лавовыми потоками. Склоны его довольно крутые, расчленены многочисленными промоинами и залесены. На вершине — кратерное углубление, запечатанное лавовой пробкой. Теперь в нем сиротливо прячется озерцо диаметром около 100 м. Но нам не до него: в буро-красных лавах и здесь белеют «глазки» санидина. Среди них мы находим и хорошо просвечивающие, с серебристым отливом. Смеркалось. Мы доверху заполнили рюкзаки образцами санидина и лав и поспешно спустились к поджидавшему нас газику.

Кристалл санидина (лунного камня) в шлаковидном базальте. Вулкан Босгын-тогоо. Уменьшено в 2 раза.

Вот и полевой лагерь на Сумане. Изрядно уставшие, с пустыми, напоминавшими о себе желудками, мы потянулись сразу к костру — на волнующие запахи жареного мяса. Но не тут-то было. Задавая один и тот же вопрос, — яаж?! (ну как?!), — нас окружили плотным кольцом любопытствующие товарищи. Напрасно Намсарай пытался отбиться скупыми репликами: Дза, дзугэр! (Ничего, нормально!). Это никого не успокаивало — от нас ожидали вещественных доказательств, причем сразу же, до ужина. И Намсарай не спеша, с загадочной полуулыбкой будды, развязал свой рюкзак и благоговейно стал извлекать из него завернутые образцы санидина. Камни немедленно пошли по рукам: их рассматривали со всех сторон, крутили, вертели под разными углами, а затем с разочарованным видом возвращали Намсараю. Никто не уловил в этом беловатом, как сушеный, бараний сыр, минерале сходства с луной — камень словно потух в серых вечерних сумерках.

Несколько озадаченные и раздосадованные таким поворотом дела, мы все же заверили присутствующих, что имеем дело с настоящим лунным камнем, и обещали доказать это не позднее утра. После молчаливого ужина мы удалились в свою юрту, где Намсарай долго еще не мог успокоиться. Он все перебирал санидины: разворачивал их и выкладывал на длинный стол. Я не мешал ему колдовать с лунным камнем и улегся на свою металлическую кровать, установленную, кстати говоря, строго с севера на юг (по мнению Намсарая, ссылавшегося на тибетскую медицину, такая ориентировка постели способствует хорошему сну). Независимо от погоды в юрте хорошо дышится и спится. Юрта — настоящее чудо, замечательное творение древних кочевников, проверенное веками и не потерявшее своего значения в наши дни. В открытые двери юрты вижу, как на потемневшем небе начинают загораться звезды. Свежий воздух, струящийся по деревянному полу, овевает разгоряченное приятной усталостью лицо и убаюкивает.

Кристаллы санидина, дымчатого — в центреи белого — по окружности.Уменьшено в 2 раза.

Я проснулся внезапно, когда из отверстия в куполе юрты — тоно — струился мерцающий лунный свет. Серебристые блики, точно сполохи, вспыхивали в отдельных частях юрты, которая походила на какую-то сказочную театральную декларацию. Взглянул на часы: была полночь — час духов (как говорят монгольские сказители). Для полноты ощущении в этом ирреальном мире не хватало только самого духа. Чу! Приподнявшись на локте, вижу и впрямь неподвижную фигуру в белом, согнувшуюся над столом, где лежат наши камни. Лоб начинает покрываться испариной… сна как не бывало. Гоню прочь от себя всю эту мистику, но для верности спрашиваю: «Хэн вэ эндээс?» (Кто здесь?).

— Это я, — встрепенувшись, отвечает Намсарай. — Не спится что-то, вот и решил проверить, прав ли был царь Соломон, когда утверждал, что лунный камень в новолуние ярче светится.

— Ну, и как, — успокаиваюсь я, — светится?