В ходе ожесточенных боев

В боулинге было шумно. Грохот шаров, музыка, голоса отдыхающих. Бубнил телевизор над баром. Меж столиков сновали шустрые молоденькие официантки.

— Вон, смотри Абдулов с Иншаковым за столиком, — толкнула в бок Художника Катя.

— Где? Ага, вижу. А коньяк они такой же, как мы употребляют — «Хенесси».

— Автограф пойду возьму.

— Возьми, возьми…

Девушка ушла с блокнотом и вскоре вернулась. В нем стояли росписи двух известных людей.

— Видал?! — Катя с гордостью потрясла блокнотом перед носом Алексея.

Художник лишь улыбнулся.

Спустя два часа Алексей засобирался.

— Кать, давай закруглятся. И поехали домой. А то уже баксов четыреста здесь оставили.

— А можно я еще немного в игровой автомат заряжу?..

— Катя, домой! — притворно строго сказал Рудаков. — Я хочу тебя и у меня есть для тебя сюрприз.

— Тогда поехали.

Официант протянул ему бумажку.

— Уважаемый, счет за бар и за боулинг.

Алексей расплатился и куда-то позвонил. Милые охранники и гардеробщица любезно проводили гостей. Художник сунул охраннику и гардеробщице по сотке. Они вышли на свежий воздух. Там стоял белый лимузин.

— Это для нас. Два часа покатаемся по Москве, а потом в нумера!

— Здорово!

Катя с восхищением разглядывала роскошный интерьер лимузина, белые кожаные сиденья диванчики, мини-бар, телевизор, СД-проигрователь. В ведерках со льдом — шампанское «Вдова Клико», «Мартини Брют».

Они поехали. Рудаков достал бархатистый малиновый футляр и протянул его Кате.

— Это мне?

— Конечно, любимая.

Катя ахнула, когда открыла футляр. Золотое кольцо с крупным бриллиантом и стоимостью сорок две тысячи рублей перекочевало на ее безымянный палец. Драгоценный камень сверкал сине-белыми лучами.

Она его расцеловала.

— Ты супермуж! Я люблю тебя!

— И еще сюрприз. Я разговаривал с боссом, он занял мне денег на твою учебу в штатах. Не надо писать в фонды и благотворительные организации…

— Ты — умничка! Ты — гений! Я обожаю тебя!

— И я тебя!

— Сильно?

— Сильней не бывает!

Он откупорил бутылку французского шампанского. Зашипела пенная жидкость, пузырясь и искрясь… Они выпили. Сладко-кислые газы ударили в нёбо. Зашумело в голове.

Они посмотрели с любовью друг другу в глаза.

Губы их слились в упоительном поцелуе. Они целовались и целовались… Глоток воздуха — и снова их губы сплетаются. Он расстегнул ей блузку и впился в торчащий розовый сосок. Рука Кати нагло потянулась к молнии его брюк. Вжикнула молния. Ее нежные пальчики нашли его солдата, который уже был в полной боевой готовности. Он запустил свою руку под юбку…

Максимова завелась.

Она приспустила ему брюки и плавки до колен и повалила его на мягкое сиденье. Рывком сорвала с себя колготки и трусики, влажные от сильного желания. Ее горячее тесное лоно взяла в сладкий плен его бойца и стала его интенсивно массажировать…

Такого секса у них давно не было. Катя, будто бешеная тигрица, набросилась на Алексея. Отбросила все комплексы и запреты — и в бой! «Порвала»  гражданского мужа, как Тузик грелку… Художник сильно не сопротивлялся, и, после жаркой схватки полов, остался страшно довольным. Впрочем, как и Катя.

Всю ночь они любили друг друга…

* * *

Вторая часть Марлезонского балета…

До боли знакомый антураж: улица 26 Бакинских комиссаров, напичканная домами, магазин «Польская мода», рядом — девятиэтажка, где три подъезда.

Та же сцена, те же главные герои — бывшие супруги. Только теперь они в окружении массовки: Катя, Баум и Страус. Братки застыли у «Мерседеса»  как статуи. Непроницаемые лица, сцепленные перед собой руки. Под пиджаками не видно пистолетов, они за ремнем. Братки словно преданные собаки — готовы бросится на обидчика хозяина и разорвать его в клочья. Но обидчик — всего лишь женщина, и хотя агрессивно настроена по отношению к боссу, вряд ли она набросится на босса. Эмоции, обидные слова — это не физическая угроза. Вот если бы она пушку вытащила. Тогда бы братки показали себя во всей красе.

Катя держалась уверено, с любопытством разглядывая бывшую супругу Алексея.

«И с этой стервой он жил четыре года?! Бедняжка!»

Вера нервничала, оценивающе и с нескрываемой ревностью смотрела на девушку. Да, она моложе Веры, красивее. Одета со вкусом, дорогие вещи. А ее изящное кольцо с переливающимися всеми цветами радуги брюликами? Просто бьет под дых! Ей такие безделушки Леша не покупал.

«Самоуверенная, смазливая сучка!»

Лицо экс-жены скривилась. Кисло улыбнулась.

— Нет, Полина никуда не поедет. Тем более за тридевять земель, на самолете.

Художник нахмурился.

— Ты не хочешь счастья своему ребенку. Она поедет, посмотрит мир, поучит язык. Тем более я за все плачу.

— Я сказала, нет.

— Сколько тебе надо бабок?

— Нисколько.

— Ты почему такая трудная?

— Какая есть. Ничего у тебя не получится. Угроз я твоих не боюсь. И дружков твоих тоже. Если что — заявление в милицию напишу.