Медленно соображая, Миша спросил, то ли себя, то ли еще кого-то, сможет ли он встать, а там, будь что будет. Опираясь о стену, он с трудом поднялся на подгибающихся ногах. Первым нерешительным движением он ощупал руки и ноги. Как будто, все на месте, все целое. Перед собой он увидел Альбину, она лежала в черной луже, рук у нее не было. Рядом бился, разбрызгивая во все стороны кровь, его тюремщик, из живота у него вылезло несколько петель розовых кишок.
Путаясь в ногах, Миша пошел в сторону выхода, поскользнулся, ступив в лужу на полу и чуть не упал, но устоял. Тут его глаза встретились с глазами Альбины. Это был осмысленный, полный неизреченной нежности взгляд. Миша переступил через нее и не оглядываясь, устремился к выходу. Он бежал из подземелья туда, откуда пробивались блеклые отблески зимнего солнца, унося с собой тень ее улыбки.
* * *
Миша бежал.
Поскальзываясь на подтаявшем снегу и нелепо вскидывая ногами, превозмогая колющую боль в боку, задыхаясь, выбиваясь из сил. Но сил у него было немного, на перекрестке двух дорог ноги подогнулись, и он с маху сел на бордюр у обочины, больно ударившись копчиком. По мокрому асфальту дороги к нему приближался черный монах на деревянной ноге. Шел он не торопясь и как-то неуверенно, циркульно занося вокруг себя деревянную ногу. Сделав еще несколько шагов, он описал своей деревяшкой очередную четверть круга и остановился, к чему-то прислушиваясь.
Не взглянув на Мишу, будто тот и не сидел в нескольких шагах от него, он достал из складок рясы четки с грубо сработанным деревянным крестом и, подняв их за крест, замер. Четки начали медленно, а затем все быстрее вращаться. Миша заворожено глядел и не мог отвести от них глаз. Вначале они образовывали правильный круг, а потом эллипс, их вращение начало замедляться и они стали мерно раскачиваться из стороны в сторону. Вслед за тем, четки, как намагниченные, отклонились в сторону дачи и замерли. Остановились.
– Да будет воля Твоя! – широко перекрестившись, хрипло произнес монах и направился, куда ему указывали четки.