– Меньше слов, берегите силы. Время еще не пришло. В этот раз ей ничего не достанется… Поверьте, я вам ручаюсь, – твердо сказала Альбина.
Склянский хотел кивнуть и… ‒ не смог. В знак согласия слегка прикрыл глаза. Он силился ей что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами. Его руки, лежащие поверх одеяла, начали двигаться, худые пальцы медленно и непрерывно перебирали и теребили одеяло, словно искали что-то и не находили.
На экране, стоящего возле кровати монитора, сильно упростился рисунок кардиограммы, пронзительно начал пищать зуммер. К Склянскому неторопливо подошел врач, его лицо закрывала маска. Он что-то коротко сказал медсестре, та открыла сейф, достала оттуда флакон и, набрав в шприц прозрачную жидкость, ввела ее в резиновую манжетку капельницы. Зуммер умолк. Врач ушел.
Альбину покоробило безразличие персонала, хотя она и понимала, что это результат опыта помноженного на компетентность, но от этого было не легче. Склянский спал, его дыхание было спокойным, размеренным, щеки слегка порозовели и, что особенно ее обрадовало, на его лице появилась едва заметная умиротворенная улыбка. В просторном реанимационном зале Альбина сразу выделила молодую сноровистую медицинскую сестру и, отозвав ее в сторону, убедительно сказала:
– У меня к вам предложение. Здесь лежит близкий мне человек, ему нужен особый уход. Вы не могли бы взяться за это? Я буду платить вам двести долларов в неделю. Оплата вперед. Вот первый взнос, – согласно кивнув, медсестра взяла протянутые деньги.
Примерно такой же разговор состоялся у нее и с заведующим отделением, только сумма увеличилась до тысячи долларов. Настоящие деньги говорят по-английски. Здесь все это понимают, даже те, кто ни бельмеса не смыслит в английском. Обоим она оставила номер своего мобильного телефона, растолковав, что в случае необходимости звонить ей надо сразу, в любое время суток.
Выйдя из отделения, Альбина оглянулась на больничный корпус. Рядом с ней под окнами стояла худенькая девочка лет семи-восьми. Маленькая, сутулая и чем-то озабоченная. Ее тоненькие ноги в застиранных коричневых чулках в рубчик были обуты в большие, не по ноге, старушечьи войлочные боты. Возле нее на сыром асфальте дорожки стояла потертая сумка из пластиковой мешковины в синюю, белую и красную нитку. Она бережно прижимала к груди что-то завернутое в детское одеяльце.
– Мамочка! Смотри, кого я тебе принесла, – тоненьким голосом радостно крикнула она, глядя вверх.
«Неужели, притащила сюда ребенка?» ‒ содрогнулась Альбина. В окне третьего этажа белело лицо женщины, кутающейся в тюремный, мышиного цвета халат. Девочка слегка развернула сверток и подняла его вверх, чтобы мать увидела завернутого в одеяльце котенка. Альбина взглянула на девочку, на ее бледное до прозрачности лицо, сияющие восторгом глаза, и у нее защемило сердце. Ей почему-то подумалось о своей босой душе.
Отчего ж ей быть босой? Обуви у нее хватает, туфлей и сапог, одних комнатных тапочек более двадцати пар. Вполне достаточно. Странные ассоциации иной раз вызывают совершенно бессмысленные жизненные явления.
* * *
Глубоко задумавшись, Альбина шла по Крещатику.
Серый потолок неба, нависая, довлел над ней, не давая выпрямиться в полный рост. Городской транспорт стоял, ни такси, ни частника найти не удалось. Мобильный телефон ее шофера не отвечал. Лишь бесстрастный голос компьютера твердил, что в настоящее время связь с абонентом отсутствует. От Октябрьской больницы она пешком дошла до Крещатика.
Вся проезжая часть главной улицы столицы была заставлена палатками протестующих. Похоже, они расположились здесь надолго, установили даже синие биотуалеты. На туалетах для мужчин, жители палаточного городка укрепили таблички: «Кабинет Кучмы», а для женщин, ‒ «ЦВК»[28]. Украина восстала против режима президента Кучмы. Все вокруг пестрело оранжевыми лентами. Этим «померанцевым» цветом протестующие назвали свою революцию. В круизах по Средиземному морю Альбина много раз видела померанец. Ей знакомо было это вечнозеленое, цвета надежды на лучшее, дерево, она даже пробовала на вкус его оранжевые, горькие, несъедобные плоды.
Правящий президент Кучма на свое место приемником назначил социально близкого себе кандидата по фамилии Янукович. Все украинские средства массовой информации наперебой доказывали, что он дважды несудимый. Янукович был мелкий вор, промышлявший кражей шапок у прохожих, чтобы поднять ему рейтинг, президент Кучма назначил его профессором. В этой связи ей вспомнился Бернс.