В Киеве всё спокойно

То, чем он долгое время занимался, было не просто служба, это стало образом его жизни. В той, прошлой его жизни, все имело другую цену и смысл. Антоныч так и не смог вернуться с войны, он тосковал по ней. Жизнь на войне полна тревог и лишений, порой невыносимо тяжкая и, в то же время, пьяняще захватывающая. Изнывая от бездеятельности, Антоныч не находил себе места от скуки. Такие долго не живут, война рано или поздно их сожрет. Зная об этом, он оттягивал свое возвращение на войну, без которой уже не мог.

Антоныч был еще не стар годами, но обременен разрушительным опытом и воспоминаниями. Он мало спал, бессонница изводила его. Долгими ночами делать было нечего, со всех сторон его обступала тишина и перед глазами оживала череда пережитых событий. Он помнил их настолько ярко, словно все произошло вчера. Каждый раз повторялось одно и то же. Вначале виделись лица мертвецов: друзей и врагов, они стали навсегда неразлучны. Потом вспоминались обрывки отдельных ситуаций. Зажмуривая глаза, он пытался прервать поток кровавых картин, но это не помогало. Они начинали мелькать, вспыхивая в мозгу, как при вспышках блица, теряя всякий смысл, оживляя в памяти ужас пережитого.

Антоныч не любил мертвецов, за его спиной их было немало. Он их не боялся, но не любил, потому что их нельзя было убить еще раз. Это его раздражало, и на него накатывала тоска и подозрительность. К некоторым из них он питал такую лютую ненависть, что был готов собственными руками вырыть из могил их трупы и жечь им волосы, чтобы их души метались в аду. Особый счет он имел к бойцам спецподразделения «Buffalo». Один африканский загар этих белокожих парней приводил его в ярость. Как от вина, голову ему кружили слова: «Бей их! Гадов…»

Гораздо хуже был сон. Вернее, леденящие кровь видения, которые он не способен был описать словами, и самое страшное, это запах горелого человеческого мяса, от которого не было спасения в его кошмарах. Бесконечное время ночей следовало чем-то занять. Алкоголь не годился, он вытворял с ним жуткие вещи, и Антоныч вынужден был от него отказаться. Тут кстати поступило предложение от давнего знакомого возглавить службу безопасности в казино, и он согласился.

О характере человека многое можно узнать по его рукопожатию. Альбина помнила, как при их знакомстве основательно поизносившийся, но сохранивший военную выправку Антоныч, железной хваткой стиснул ей руку, и как непроизвольно приподнялась его бровь, когда в ответ он почувствовал не менее твердое рукопожатие. Это не было проявлением неотесанности, то была первая проверка, которую она выдержала. Был и второй тест, после которого у него не возникало желания ее проверять. Можно было бы без этого обойтись, потому как уже в первый раз Альбина в высшей степени учтиво его предупредила, сказав:

‒ В следующий раз, когда будете подавать руку, спрячьте, пожалуйста, когти…

Антоныч был выше среднего роста, тонкий в поясе и широкий в плечах, но без излишней мышечной массы. Телосложением он больше напоминал акробата, чем борца, скорее гибкий прут, чем кувалда. Двигался он, как на пружинах, точность движений у него удачно дополнялась силой и ловкостью. Заметная сухощавость фигуры придавала его облику неприятную суровость. У него были прямые черные волосы, четкой чеканки мужественное лицо, какое можно увидеть на античных геммах и внимательные, темно-серые с коричневыми вкраплениями вокруг зрачков, глаза. За невозмутимо спокойными малоподвижными чертами лица в его глазах нет-нет, да и мелькали всполохи с усилием сдерживаемой свирепости.

Каждый человек представляет собой личность с определенными индивидуальными особенностями. Вместе с тем, в мыслях и поступках людей много общего, повторяемого в стандартных ситуациях. Антоныч не вписывался в это правило, у него был совершенно неординарный образа мышления. При общении с ним Альбину не покидало ощущение, как будто она, опасно балансируя на краю, глядит в бездонную глубину колодца.

Антоныч с осторожностью и даже с подозрением относился к незнакомым людям. Если же человек ему нравился, он и тогда не спешил открываться, но его смуглое лицо время от времени преображалось белозубой улыбкой. Глаза его не улыбались никогда. Эту странную улыбку Альбина не раз сравнивала с улыбкой тигра. Его чрезмерная осторожность соответствовала не менее чрезмерной инцидентоспособности, он никогда не уклонялся от любых опасных мероприятий.

Альбине импонировала его жестокость, будучи такой же деструктивной личностью, жестокость была понятная ей самой. Она ценила его осторожность, она и сама была постоянно начеку. Осторожность – главная составляющая настоящей смелости. Альбина встречала в своей жизни смелых людей и была убежденна, что бесстрашия нет, есть недооценка опасности, иначе говоря, глупость или недомыслие.