Мне стоило большого труда убедить Наталью не относиться враждебно ко всем учителям – теперь ей казалось, что Тимура будут травить всегда и везде. Было важно, чтобы она разговаривала с возможным будущим учителем сына не как с врагом, которого нужно одолеть или задобрить, а как с партнером, с которым вместе предстоит делать общее дело – реабилитировать ребенка. А Тимур, к сожалению, теперь нуждался в реабилитации – не только после детского дома, но и после опыта учебы в «хорошей» школе. Вскоре Наталья позвонила и рассказала, что, кажется, нашла подходящего учителя. Пожилая, спокойная, строгая, но вроде бы не злая. Выслушала Наталью внимательно, задала пару вопросов, потом сказала: «Ну, что ж, давайте попробуем, приводите вашего Тимура».
Наталья опасалась, что мальчик вообще не захочет больше идти в школу, но Анна Сергеевна – так звали новую учительницу – поступила очень просто. Она в каникулы позвонила им домой, попросила к телефону Тимура, представилась и пригласила его с новой четверти учиться в ее классе. Парень был настолько поражен этим персональным приглашением, что в последний день каникул безропотно собрал портфель, а на следующий день отправился в новую школу.
Для Натальи наступил период мучительного страха: она ждала, что «сейчас начнется». Но то, что начиналось, как-то сразу и заканчивалось. Когда Тимур по своему обыкновению не захотел вставать в строй, Анна Сергеевна сама взяла его за руку, а потом незаметно вложила ее в руку какой-то девочки, а сама отошла. Тимур пошел в строю. Когда он вспылил и попробовал дать волю кулакам, она взяла его за плечи и твердо сказала: «Теперь ты в нашем классе, а у нас тут дети не дерутся. И ты тоже не будешь». Тимур возмущенно дернул плечом, но драку прекратил. Вдруг оказалось, что Тимур очень хорошо рисует лошадей – Анна Сергеевна увидела рисунок в альбоме и предложила повесить на стенд в классе, рядом с другими детскими работами. Наталья с трудом заставила себя пойти на первое родительское собрание, но оказалось, что там не обсуждали, кто из детей плохо себя вел, а планировали весенние экскурсии и решали, как починить шкафчики в раздевалке. Кажется, начиналась нормальная жизнь.
У Тимура появились друзья, он стал ходить в секцию ушу, где учился владеть своим телом и своими эмоциями. Пытался пойти еще в художественную школу, но оказалось, что ему нравится рисовать только лошадей, а кувшин с яблоком – не нравится, так что тут ничего не вышло. Зато к настоящим лошадям его иногда берут с собой студенческие друзья Натальи – они заядлые лошадники и не мыслят выходных без поездки верхом. Говорят, общение с лошадьми благотворно сказывается на здоровье, есть даже такой метод лечения – иппотерапия. Наверно, и правда помогает, по крайней мере у Тимура тик почти совсем прошел.
Наталья еще встречалась со мной пару раз, уже по конкретным вопросам – Тимур не очень-то любил делать уроки, боялся темноты. В общем, нормальные детские проблемы, такие и у родных детей встречаются сплошь и рядом. Тяжелых срывов больше не было, хотя, конечно, Тимур и дрался порой, и не слушался, и с мамой скандалил – но все это в пределах нормы.
Спустя два года, забирая сына из школы, Наталья вдруг увидела, как он бежит по коридору, а какой-то мальчишка постарше ставит ему подножку и кричит то самое слово, с которого когда-то все началось: «черно. пый». Она замерла. Но Тимур, хоть и споткнулся, удержал равновесие, повел своей красивой восточной бровью, бросил через плечо: «Придурок!» и радостно заулыбался навстречу маме.
Не скажу, что мне за них совсем спокойно. К сожалению, с нетерпимостью к непохожим, к другим в нашем обществе все обстоит довольно грустно. И у детей, и у взрослых. У Тимура впереди подростковый возраст, когда особо болезненно реагируют на отвержение. Анны Сергеевны на будущий год с ребятами не будет, к маме в 12–13 лет за помощью и подавно не обращаются. Но будем надеяться, он справится.
Сама виновата…
Насте было всего два года, когда ее мама попала в тюрьму за хранение наркотиков, и девочка оказалась в детском доме. Через несколько лет мама вышла на свободу, хотела вернуть дочь, но в органах опеки ей написали длинный список того, что она для этого должна сделать: ремонт в квартире, устроиться на работу, собрать множество справок… Не дойдя и до середины списка, Настина мама опять оказалась в тюрьме. А девочка росла на государственном попечении, переходя последовательно по цепочке: дом ребенка – дошкольный детский дом – интернат для детей-сирот 7-го вида. Родная мама за эти годы, видимо, совсем опустилась, судьбой ребенка не интересовалась, и надежды на то, что она сможет воспитывать Настю, не осталось. Девочке исполнилось девять лет, и ей нашли приемную семью – Настя отправилась жить к Елене с Виктором.