Она всегда досадовала на то, что ей никак не удается его осадить, ибо то, что ей хотелось высказать ему, было глубочайшим презрением, меж тем как чувство это, вообще-то говоря, было несвойственно ее натуре и никогда не набирало достаточной силы. Слово «епископ» действительно могло
— Ну а я их увижу? Если бы я решила ради вас от всего отказаться.
В глазах миссис Джорден блеснул лукавый огонек:
— Я бы тогда стала посылать вас ко всем холостякам!
Слова эти напомнили девушке о том, что приятельница ее всегда считала ее хорошенькой.
— А что,
— Сколько угодно. И они-то как раз особенно о них пекутся. — О, это был поистине удивительный мир. — Вам надо было бы взглянуть на то, что у лорда Рая.
— На его цветы?
— Да, и на его письма. Он пишет мне по нескольку страниц, и там есть прелестные рисунки и схемы. Вам надо бы посмотреть на все его чертежи.
8
Впоследствии она получила возможность внимательно рассмотреть все эти послания, и надо сказать, что они ее несколько разочаровали; но в тот вечер приятельницы продолжали свой разговор, завершившийся тем, что, как будто не до конца поверив в красивую жизнь, которую миссис Джорден сулила ей, девушка заметила:
— Так я же вижу их всех
— Их всех?
— Столько всяких хлыщей. Они постоянно у нас толкутся. Вы же знаете, живут они тут за углом, контора наша всегда кишит людьми высшего света, прожигателями жизни, теми, чьи имена встречаешь в газетах — мама у меня до сих пор еще получает «Морнинг пост»,[6] — и теми, кто приезжает сюда на весну.
Миссис Джорден отнеслась к этим словам с пониманием.
— Да, должна вам сказать, что
Девушка не стала оспаривать самого факта, но тем не менее возразила:
— Не думаю, чтобы вам приходилось обслуживать их столько, сколько мне! Их дела, сговоры, планы, их маленькие забавы, и тайны, и пороки — все это проходит передо мной.
Нарисованная ею картина могла вызвать во вдове священника известное раздражение; ведь сказано все это было с целью перекрыть ее тысячу тюльпанов.
— Их пороки? Помилуйте, да разве у них есть пороки?
Наша юная критикесса разволновалась еще того больше; потом, как бы продолжая начатую игру, она с налетом презрения сказала:
— А вы что же,
Миссис Джорден, которая, в сущности, была женщиной очень мягкой, слова эти явно поразили.
— Да, понимаю. Вы их действительно могли узнать.
— Да ни на что они не нужны! Какой мне в этом прок!
Минуту спустя миссис Джорден уже вновь обрела утраченное было превосходство.
— Нет, многого тут не добьешься.
Самой ей общение с этими людьми как-никак много всего открывало. И она нисколько ей не завидовала.
— Должно быть, в этом есть своя прелесть.
— В том, чтобы их видеть? — Тут девушка не в силах уже была сдержаться. — Да, я ненавижу их, в этом-то и заключается вся прелесть!
Удивлению миссис Джорден не было границ.
— Как,
— А вы что же, считаете миссис Бабб настоящей светской дамой? Да, вспомнила, с миссис Бабб мне раз пришлось иметь дело. Не то чтобы она приходила сама, горничная что-то там приносила. Ну, знаете, моя дорогая! — И видно было, что юной телеграфистке из конторы Кокера, которая теперь все припомнила и подвела итог, сразу же нашлось, что рассказать. Но она ничего не сказала; она подавила в себе это желание; она только воскликнула:
— Горничная ее — мерзейшее существо, но, можете быть уверены,
Немного поразмыслив, миссис Джорден решила, что самое лучшее — ответить на все улыбкой. Ей хотелось быть снисходительной.
— Ну разумеется, у них ведь все на виду.
— Надоели они мне до смерти, — продолжала ее собеседница на этот раз немного более спокойным тоном.
Но это было уже чересчур.
— Вся беда в том, что у вас нет к ним добрых чувств!