В клетке

— Ну, тогда я еще не успела их раскусить. Знаете, сначала ведь просто не верится: надо бывает оглядеться, и вот только тогда начинаешь понимать. Постепенно узнаешь все больше и больше. К тому же, — продолжала девушка, — в это время года съезжаются самые худшие из них. Все эти фешенебельные улицы буквально забиты ими. И говорят еще, что у нас много бедных! Ручаюсь вам, кого у нас много, так это богатых! И с каждым днем появляются все новые, и кажется, что они все богатеют и богатеют. И как еще они прибывают, — вскричала она, подражая грубой интонации клерка и тешась этим в душе, ибо была уверена, что мистер Мадж все равно ее иронии не поймет.

— И откуда они только берутся? — простодушно спросил он.

Девушка на минуту задумалась, потом все же нашлась.

— С весенних скачек. Они ужасно много играют.

— Да, но ведь играют-то и на Чок-Фарм, если дело только в этом.

— Нет, не в этом. Играют, но в миллион раз меньше, — довольно резко ответила девушка. — До чего же это увлекательно, — продолжала она, решив его подразнить. Потом, так, как любила говорить миссис Джорден и как ей не раз доводилось видеть в телеграммах, написанных иными из светских дам, она добавила: — Это чересчур ужасно!

Она могла сполна ощутить, что душевный склад мистера Маджа, который был человеком твердых правил — он ненавидел всякую грубость и посещал везлианские собрания,[9] — не позволял ему вдаваться во все подробности. Однако, невзирая на это, кое-что из самых безобидных она сообщила ему сама, рассказав прежде всего о том, как постояльцы Симпкина и Лейдла швыряются деньгами. Ему это было как раз интересно услышать: прямого отношения к нему это, правда, не имело, но всегда ведь чувствуешь себя увереннее там, где деньги находятся в движении, чем там, где они тупо и бестолково прозябают. Он вынужден был признать, что круговорот этот далеко не в такой степени ощутим в районе Чок-Фарм, как в том, где в силу каких-то причуд его возлюбленной так нравилось оставаться. От нее не укрылось, что он начинает проявлять известное волнение по поводу ее знакомств, которыми отнюдь не следует пренебрегать, будь это всего лишь зачатки, подступы, едва заметные предвестья, бог знает что еще, знаменующее собою вхождение в тот круг, который может оказаться полезным с течением времени, когда в одном из таких райских уголков у него будет свой собственный магазин. Его просто окрылило — и это не трудно было заметить — одно сознание того, что ей ничего не стоит напоить его свежестью всех этих воспоминаний, помахать перед ним, словно веером, шелестящею пачкой банкнотов и убедить, как это хорошо, что на свете есть класс людей, который Провидение создало для того, чтобы осчастливить приказчиков. Ему приятно было думать, что класс этот существовал всегда, существует и теперь и что она в меру своих возможностей способствует тому, чтобы он продолжал оставаться тем, что есть. Сформулировать это умозаключение свое он бы, вероятно, не мог, но процветание аристократии создавало немалые преимущества для коммерции, и все оказывалось связанным воедино в том поразительном сочетании обстоятельств, которое ему дано было увидеть вблизи. Его радовала уверенность, что нет никаких симптомов того, что эта связь распадется. Для чего же и существовал этот без умолку стучавший клопфер, как не для того, чтобы легче было кружиться всей этой карусели?

Словом, мистер Мадж сделал из этого вывод, что ни одно удовольствие немыслимо без другого и что чем больше люди имеют, тем больше им хочется иметь. Чем больше ухаживаний, как он это попросту называл, тем больше сыров и всяких солений. Его поразило и озадачило то, что даже на скромном опыте своей собственной жизни он имел случай убедиться, что нежная любовь и та в какой-то степени связана с дешевым шампанским. Если бы он только мог додумать свою мысль до конца, ему бы, по всей вероятности, захотелось сказать: «Ну что же, ну что же. Подстегивайте их, разжигайте их чувства, пусть веселятся вволю; рано или поздно кое-что из этого все равно пойдет нам на пользу» Но его смущало то, что в невесте своей он заподозрил какую-то изощренность, которая шла вразрез с прямотою его суждений. В голове у него не укладывалось, как это люди могут ненавидеть то, что любят, или любить то, что им ненавистно; больше всего его уязвляло — ибо у него были свои больные места, — когда он видел, что люди вышестоящие тяготеют к чему-то другому, а не только к деньгам. Любопытствовать по поводу жизни аристократов, с его точки зрения, было делом зыбким и неправомерным; единственно надежным и правильным было стремиться разбогатеть. Может быть, иметь с ними дело выгодно как раз потому, что они достигают такой высоты? В заключение он, однако, сказал своей юной подруге:

— Ну, раз вам не пристало оставаться у Кокера, так выходит, я был прав, когда приводил все другие причины, чтобы вам оттуда уйти.

— Не пристало? — по всему лицу ее разлилась улыбка, и она посмотрела на него широко открытыми глазами. — Милый мой, такое могло прийти в голову только вам!