В когтях неведомого века

Тут было примерно то же, лишь грехи и добродетели присутствовали в их истинном толковании. Ветреная красотка, сходство с Жанной у которой исчерпывалось лишь рыжими волосами (причем эротизм ограничивался чуть оголенным плечиком и кончиком босой ножки, едва виднеющимся из-под юбки), убийство на дуэли более удачливого соперника, падающего пронзенным шпагой с таким кротким выражением лица, что хотелось задушить негодяя д’Арталетта на месте… Кстати, его собственное лицо, по мере падения в пучину безнравственности, приобретало все более демонические черты, странным образом не теряя сходства с оригиналом. Ничего не попишешь – Малыш Клюэ оказался настоящим гением портрета. Вернее – шаржа. Этакими Кукрыниксами[123] средневековья в одном лице. Жаль, что его работы так мало известны в современном мире.

А далее – по нарастающей.

Алхимическая лаборатория в подвале, вызывание Князя Тьмы путем сжигания живых крыс и змей над пентаграммой, насылание порчи на ангелоподобных горожан, разбрасыванием на их головы некоего магического порошка, злоумышление против Высочайшей Особы… Нам, воспитанным на конкретных категориях, трудно поверить, что такие материи можно отразить в виде различных аллегорий, но Клюэ – кровь от крови, плоть от плоти этого мира – справился с задачей на отлично, и д’Арталетт, коронующий жабу, выглядел особенно отталкивающе.

Венцом раннего предшественника комиксов была, конечно, сцена аутодафе, где крылатый монстр самого устрашающего вида в облаке дыма утаскивал отпетого грешника куда-то ввысь, на глазах перепуганной толпы, почему-то сплошь вооруженной крестами. Вознесение «проклятого колдуна» как-то не вязалось с адскими происками, но не изображать же демона в облике шахтера-стахановца, молниеносно закапывающегося в землю? Достаточно того, что чудище никак не походило на ангела. Тут уж живописец постарался на славу и предвосхитил творцов ужастиков.

– Сильно, – сообщил Георгий хозяину, отрываясь от созерцания собственной иллюстрированной истории, имеющей с оригиналом столь же мало общего, что и большинство жизнеописаний, не говоря уже о мемуарах. – Я бы сказал, гениально. Странно, что за мной не бежали от самых Сен-Антуанских ворот, забрасывая тухлыми овощами.

– Увы, – развел руками мэтр Безар. – Парижане нелюбопытны. Большая часть из них предпочитает смотреть под ноги, чтобы не пропустить в грязи потерянный кем-то стертый лиард, чем любоваться закатом или величественным Нотр-Дам-де-Пари. А этим лубкам они предпочитают контрабандные итальянские поделки с грехами Марии Магдалины, где та изображена весьма реалистично, или голландские сатирические листки на Филиппа Второго Испанского. Вы представляете себе голландский юмор?

– Н-н-ну… – неопределенно промычал Жора, не слишком-то знакомый с образчиками искрометного голландского юмора, но по когда-то виденным «эдээровским журналам „Ойленшпигель“ имеющий некоторое представление о близкородственном немецком: опять, вероятно, большей частью генитально-сортирная тема…

– Жаль, что я не держу в своей лавке подобного безобразия, а то непременно познакомил бы вас.

Книжник длинно вздохнул, задумчиво пожевал ломтик сыра, воняющего так, что навозная муха упала бы в обморок, и спохватился:

– А что вас привело в Париж на этот раз, любезный мой месье Жорж?..

14

Трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

Конфуций

Практически неузнаваемый в облике монаха-францисканца, Жора неутомимо прочесывал город уже третий день. Задача оказалась сложнее, чем он думал вначале. Найти в Париже человека, даже если это кот, хотя бы и в сапогах, непросто и поныне, в эпоху бурного расцвета информационных технологий, а уж четыре столетия назад…

Увы, в маргинальном «Le trou»[124], где мошенник отыскался в прошлый раз, никто о его нынешней дислокации ничего не знал. Да и вряд ли стоило полагаться на свидетельские показания отпетых негодяев, особенно если речь шла об одном из их товарищей по ночному ремеслу. До знаменитых Фуше и Видока, не говоря уже о Мегре[125], дело пока не дошло, но сыщиков у парижского прево хватало уже в ту эпоху. Многие из них использовали переодевание гораздо виртуознее д’Арталета, даже в рясе похожего на монаха не более, чем Моська на слона.

Оставалось надеяться только на одно: столкнуться с объектом поиска лицом к лицу.

Мало того, что поиск не давал результатов – он попросту был опасен для ищущего! Криминал никогда не любил чужаков, вторгающихся в его «интимные» дела, поэтому не будь под рясой у Георгия шпаги, кинжала и особенно пистолета… Подробности излишни, но пускать в ход колюще-режущие предметы ему приходилось с удручающей регулярностью. Слава богу, пока с ничейным счетом: ему не довелось проткнуть ничьего брюха, и сам он пока не получил под ребро сапожный нож, но каким чудом…