В когтях неведомого века

– Не обижайтесь… – Леплайсан сыто рыгнул и, наконец, тоже отвалился от стола, не переставая при этом бросать на оставшиеся там яства плотоядные взоры. – Я не хотел вас ничем обидеть. Теперь, когда мы с вами удалились от Парижа, где из каждой стены растет столько длинных ушей, что любой вознамерившийся посрубать их, словно древесные грибы, утомился бы и упал замертво, не доведя дела и до половины, вы можете узнать истинную цель нашего путешествия… Большинство придворных убеждено, – продолжил шут, нацедив себе кубок вина из запотевшего кувшина, который приволокли двое дюжих сыновей корчмаря, и громогласно потребовав «чего-нибудь на закуску», будто только что не расправился практически в одиночку с настоящим монстром кулинарного искусства, – что король отправил меня (ну и вас тоже, разумеется) к другу юности своей дражайшей супруги герцогу Лотарингскому[39], чтобы вручить ему некие грамоты и потребовать присяги новому сюзерену. Его высочество Карл Лотарингский, замечу, отличается весьма склочным нравом и легко может поставить под сомнение права «нового» короля на престол, тем более что он давно уже пошил подходящие штаны с седалищем из королевской парчи и теперь спит и видит, как бы обновить их на этом неудобном креслице…

Отхохотав над этой сомнительного свойства шуткой, Леплайсан продолжал:

– Однако с этой миссией в Нанси[40] отправился другой гонец, скорее всего молодой де Тревиль, подающий надежды гвардеец, родом из солнечной Гаскони, а мы…

Шут воровато оглянулся и понизил голос:

– Мы же, дорогой мой Жорж, направляемся хоть и не в такое дальнее, но гораздо более опасное путешествие… Мы должны найти старую ведьму, способную сварить одно хитрое зелье…

– Неужели яд? – Разыгравшееся после выпитого вина воображение нарисовало Георгию жутковатую картинку: король на цыпочках пробирается в опочивальню королевы-матери и, гадко подхихикивая, высыпает мерзко шипящий порошок в стакан, куда пожилая гражданка Медичи кладет на ночь свою вставную челюсть. – Конечно, его теща не ангел, но…

– Типун вам на язык, д'Арталетт! – воскликнул Леплайсан, позабыв про осторожность. – Да он просто обожает старую королеву, мать ее… Я имею в виду ее величество, – пояснил он, еще раз оглянувшись. – Зелье предназначено для того, чтобы влюбить в нашего стареющего венценосного ловеласа некую даму, даже мадемуазель, новенькую фрейлину его супруги. Понимаете, разница в возрасте такова, что юная нимфа годится старому ко… королю в дочки, если не во внучки…

– Неужели король так… Неужели ему так много лет?

– Ха! Да он уже давно разменял шестой десяток! А девице Буо… не важно, впрочем, всего шестнадцать!

– Да ведь это… – Жора едва не произнес слово «статья», но вовремя прикусил язык.

– Конечно, – не заметил его заминки шут. – Но недаром поется в песенке: «Все могут короли…» Хотя, конечно, далеко не все…

– А родители бедной девушки?

– Бедной?!! Да они спят и видят, как бы услышать в придворных сплетнях, что его величество соблаговолил заметить их недостойное чадо! Да и, замечу, сама нимфа, если бы была хоть чуточку постарше и всего на ноготь мизинца умнее…

– Фу, Людовик! Неужели вы одобряете подобную мерзость? Она же дитя!..

– Не одобряю, но что делать? Приказ есть приказ… Кстати, моя матушка вышла замуж в неполные пятнадцать, а в семнадцать уже родила вашего покорного слугу. Между прочим, вторым после моего братца Франсуа, которому, по закону, достанется все наследство после смерти нашего любимого батюшки.

– Ну, этого ему еще долго дожидаться! – легкомысленно махнул рукой Георгий, прикинув в уме возможный возраст отца Леплайсана.

– Я тоже на это надеюсь, – согласно кивнув головой, подтвердил шут. – Братец мой – редкостная скотина, а батюшка, при его восьмидесяти девяти с половиной годах, – еще полон сил и крепок…

Жора от изумления только медленно открыл и закрыл рот, словно выброшенная на песок рыба.

В корчму тем временем, грохоча сапогами, вломилась целая орава запыленных путников, от которых на версту разило таким крутым конским потом, что голову заворачивало набок.

– Вот взгляните на этого, – совершенно непочтительно тыча пальцем в предводителя компании, шумно занимавшей один из свободных столов, которых, по раннему времени, было предостаточно, сообщил Леплайсан Георгию. – Вылитый мой братец-каналья! Ему бы еще брюхо чуть поменьше и усы покороче…

Мишень насмешек медленно обернулась…

– Это кого ты, козел, назвал канальей? – грозно вопросил действительно грузноватый предводитель, закручивая свой длинный ус и подозрительно вглядываясь в наших друзей. – Фильтруй базар, ты, волк педальный!

Арталетов, поочередно сравнивая физиономии шута и того, кого он неосторожно обидел, действительно улавливал некоторое фамильное сходство.

– Ба! – обрадованно вскочил на ноги поджарый Леплайсан, распахивая братские объятья. – Кого я вижу? Франсуа, собственной персоной! Все такой же жирный, словно рождественский боров! Еще не разорвало тебя, прорва? Неужели милая матушка не устала пичкать своего обжору с ложечки сладенькой кашкой?..