В колхозной деревне

Специального образования не имел, а работал в свое время и начальником цеха и директором завода! Любую машину понимает, ведет любой транспорт — от самолета до паровоза, — стреляет, как снайпер. С одного прицела снимает птицу с облаков, как чашку с полки!

Во время войны поизносился, заболел и нажил себе какие-то неприятности. Врачи посоветовали степной климат и покойную жизнь. Вот и занесло его к нам.

Направляя меня в Журавино, мне в области так и сказали:

— Это счастье ваше, что у вас в МТС такой человек, такой главный инженер!

А я как впервые увидел его высоченную фигуру, впалую грудь, горбоносый профиль, взгляд из-под надломленных мохнатых бровей да черную трубку, так и подумал: «Ох, и орел же приземлился в этой Журавинской МТС!»

Много рассказывал он о своей жизни.

— Две, — говорит, — у меня беды. Одна беда — болезни, вторая беда — начальники… Загнали меня эти две беды под конец моей жизни сюда, на степной курорт! Этого степного простора душа просит. А начальник надо мной на сто километров один ты, Алеша! Ждал я нового директора, тревожился: кого пришлют? А как тебя увидел, сразу понял, что ты душа-парень! Будем жить!

А надо сказать, и жил и работал он умело! Жена у него красавица, дом на удивление, два охотничьих ружья, сука — медалистка. Дома полный порядок, и на работе то же самое. Ремонт он всегда заканчивал хоть на три дня, да раньше соседей. Узловой метод ремонта стал вводить первым в районе. Правда, узловой — не то чтоб уж совсем узловой… Но в наших условиях… как он говорил: «Не важны детали, а важно направление…»

Техникум я окончил с отличием, но в практической работе опыта не имел. Помогал Аркадий мне с самого начала… И как помогал! Всегда во-время, всегда незаметно для других… И в хозяйственных делах и в вопросах дисциплины…

Есть у нас, например, такая пара — Стенька с Венькой.

Стенька чернявый, чумазый, глазки остренькие, настороженные. Он не смотрит, а высматривает, не сидит, а подкарауливает — сам сгорбленный, съеженный, а головенка на тонкой шее так и вертится!.. Венька — другая стать. Красивый, чистый. Начнешь ему выговаривать за разные нарушения, а он смотрит на тебя весело и даже одобрительно. «Ты, мол, человек умный и умеешь произносить те слова, которые тебе полагается… Я тоже человек умный, я твое поведение понимаю и вполне одобряю! Я бы и сам на твоем месте произносил такие же слова!» Одобрительно выслушает все, что я ему говорю, весело ответит все, что полагается, уйдет и попрежнему будет делать все, что вздумается!.. То уедут они в Новосибирск с вагонами арбузов, то переметнутся на лесозаготовки… Бродят неведомо где, а к посевной — пожалуйте! Являются подработать!.. И берешь… Вынужден брать, поскольку крепко не хватало у нас механизаторов… И работают они, надо сказать, не из последних.

Никого эта пара и в грош не ставила. Один человек во всей МТС умел с ними обращаться — Аркадий… Его они слушали с первого слова и даже с каким-то удовольствием.

Да… Даже они признавали его верх над собой… А у меня получилось как-то, что во всех трудных случаях шел я к нему…

От него же, от Аркадия, научился я жить со вкусом в нашей степи. Приедешь по делам в город, там в сельхозотделе агрономы суетятся, бегают, бумажонками трясут. А ты идешь с развальцей, загорелый, уверенный! У тебя МТС на добром счету в области, у тебя земли пятнадцать тысяч гектаров, у тебя одних тракторов полсотни, у тебя легковая машина и рысак-чистокровка. У тебя в квартире пять волчьих шкур своего прицела. Как всем этим не загордиться?

Жизнь наша катилась колесом…

Весь день, бывало, хлопочешь в МТС, а вечерами — или на охоту, или на озера рыбачить, или в сад к Игнату Игнатовичу всей компанией. Домаша застолье организует… «Гарбузы» эти со всех сторон подкатятся… А кругом степь, тишина… От станции мы далеко, от железной дороги тоже… Ничего вокруг, кроме степи…

Рассказчик задумался. Медленно поднял свои девичьи ресницы и взглянул на меня.

— Вы нашу степь знаете?.. Она, как в люльке… убаюкивает. Выйдешь — вокруг на степи пшеница едва-едва качается… По небу облако едва-едва плывет… И ничего больше глазу не видно… Лиса пробежит — и та не торопится… Еще остановится, оглядит тебя сверху донизу… Журавль как встанет в степи, приподнимет одну ногу, так и стоит, — ногу переменить позабывает! А воздуха такая громада, что сам в тебя льется и у тебя от него начинает голова кружиться… И все уходит куда-то далеко… И нападает на тебя такое спокойствие… Ох, и сильна тишина степная! Втянулся я в нее. Раздобрел, даже росту во мне прибавилось. Вы не смотрите… Это уж после… высушило меня… Правда, и тогда, бывало, нападали на меня мысли противоположного направления. Думаешь, лучшие молодые годы проходят, а у тебя не то что подвигов, но ни событий, ни чувств, ни переживаний — ничего…