В колхозной деревне

Когда-то давно Прохор Палыч работал в мотороремонтной мастерской. Работал хорошо, старательно, заработки были хорошие. За старательность и силу его уважали. Линия жизни у него была прямая, а сам Прохор Палыч был тогда совсем не таким: и нос не такой, и синевы на лице не было, так как норма подпития была совсем другая, не та, что сейчас.

Но случилось однажды так. Вызвали его и говорят: «Работник ты хороший. Пора к руководству привыкать: пойдёшь заведующим складом Утильсырья. Никак не подберём туда кандидатуру». Прохор Палыч возражал, очень сильно возражал, но он много тогда ещё не знал о товарище Недошлёпкине. А товарищ Недошлёпкин был тогда председателем райисполкома. Если он, Недошлёпкин, сказал: «Я  д у м а ю», то это все должны понимать: «Так будет»; если он сказал: «Я  п о л а г а ю», то это значило: «Будет только так»; если же сказал: «М н е  к а ж е т с я», то надо было понимать: «Так должно быть, так и будет». Только много спустя Прохор Палыч приспособился к такой манере руководителя района изъясняться, а тогда ещё не понимал её по неопытности и простоте своей. Товарищ Недошлёпкин не дослушал возражений и сказал:

— Я, Недошлёпкин, д у м а ю, п о л а г а ю  и  м н е  к а ж е т с я, что ты, Самоваров, пойдёшь в Утильсырьё.

Ах, если бы вдумался тогда Прохор Палыч в эти слова! Да где там вдумаешься, когда председатель повторил твёрдо, с пристуком ладонью по столу:

— Я высказался. Принимай работу!

Не понял тогда Прохор Палыч, что было сказано. Через несколько лет Прохор Палыч с улыбкой вспоминал: «Какой же я был тогда дурак! Не понимал самых простых вещей. Вот что значит неопытность в руководстве!» Понемногу он перенял тон и приёмы Недошлёпкина, появилась смелость, уверенность в своих силах и так далее, но это — много после, а в то время он принял склад Утильсырья и приступил к работе.

И пошло!

Трое его подручных были люди опытные, деловые, вороватые. Делали всё чисто. Сначала сверх зарплаты Прохор Палыч почему-то получал немного денег, а потом — больше. Проработал год. Вдруг откуда-то, не то из области, не то из центра, следствие: в тюках шерстяного тряпья, в середине, заложены отходы мешков, пакли, кострики, а вместо цветного металла где-то кому-то всучили какой-то чёрный. Кто туда положил не такое тряпьё, Прохор Палыч не знал, но сколько денег он положил себе в карман, он всё же знал — всучили-таки, жулики! — и сознавал свою ошибку. И только хотел было изучить утиль-дело, как его сняли.

И снова он у Недошлёпкина. Тот сказал: «Я  д у м а ю…»Прохор Палыч понял его уже с одного слова и мигом очутился на складе Заготзерна. Дело новое, надо подучиться, расспросить, вникнуть в теорию: всё-таки хлеб, а не утиль. Но Прохор Палыч был уже куда смелее и в первый же день, по совету Недошлёпкина, проверил лабораторию. Походил, походил по ней, посмотрел в зерновую пурку одним глазом, как в микроскоп, потрогал влагомер, надавил пальцем на технические весы (отчего лаборантка даже вскрикнула, испугавшись за их целость) Я сказал:

— Работу перестрой!

По личному горькому опыту на утильскладе он знал, что с подчинёнными надо строже, иначе влипнешь; что подчинённый — не совсем полноценный человек (убеждения приходили постепенно, но довольно прочно). Кладовщиков он собрал под навесом. Сам сел на ящик, а им велел стоять и сказал:

— Я, Самоваров, много не говорю. Коротко: если замечу, что кто-нибудь насыплет ржи в пшеницу или овса в кукурузу, — прощайся с родными: тюрьма! Мне так кажется.

Помнил Прохор Палыч, как подкузьмили его подчинённые на утильскладе! И предупреждал ошибку. Опыт расширялся и углублялся медленно, но всё-таки расширялся.

Проработал он год.

И кто же знает, откуда беде взяться! Недостаток обнаружился в девяносто тонн зерна. Какого зерна — толком сразу и не поймёшь, но только недостаток обнаружился. Кто брал зерно, когда брали, куда девали — Прохор Палыч, истинное слово, не знал. Он, правда, знал, что конюх привозил ему откуда-то муку-первач, но ведь не девяносто же тонн! Ещё вспомнил, что в какой-то не то ведомости, не то отдельном списке он расписывался в получении денег и что бухгалтер говорил насчёт этого списка: «Мы его со временем чик-чик и — нету!» А чёрт же его знал, как это «чик-чик»! Но только следствие было, кое-кого судили, а Прохора Палыча защитил Недошлёпкин. Написал отличную характеристику, напомнил, что Самоваров только начинает руководить, что имеет мало опыта, что жулики его обвели вокруг пальца, — много написал Недошлёпкин, много беседовал с прокурором, звонил куда-то, хлопотал, и всё сошло.

Но ведь и оставить после этого у руководства нельзя. Сняли. Походил, походил Прохор Палыч вокруг районных организаций и учреждений и пошёл к своему покровителю. Приходит. Спрашивает его Недошлёпкин:

— Ну как?

— Да так, — ответил Самоваров неопределённо.

— А всё-таки?

— Так себе.

— Значит, ничего?

— Да как сказать!

Недошлёпкин, как видно, изучал собеседника и мыслил про себя: «Не ошибся ли я в нём?»

— А точнее?

— Обыкновенно! — вздохнул Прохор Палыч, ожидая слов «я думаю» или, что ещё лучше, «мне кажется».