В колхозной деревне

Миша подвинулся вплотную к Вальке и, слегка толкнув его локтем, сказал:

— Всё равно, Валька, узнают. Раз по секрету разговор, то… Раз уж оба придумали, то оба и отвечать давай.

И вдруг Валька оживился, заволновался, вихорок его задрожал, и он быстро заговорил:

— Мы и думаем: «Давай вернём его на работу». Так, Мишка? — Тот кивнул головой утвердительно. — Поравнялся он с нами, мы ему и говорим: «Дядя Сидор! А бригадир сейчас поскакал на базар и говорит: поеду посмотрю, кто из симулянтов подрывает скирдование сена». Тут Сидор Фомич остановился и спросил: «Правда?» А мы и говорим: «А председатель, мол, сейчас собирается ехать в город — линейка уже запряжена». Сказали мы так и вроде пошли на подсолнух, а сами сели в кустах. Постоял, постоял он и вернулся. Только прошёл немного и опять стал. Он же думал как: на базар пойти — там бригадир, вернуться обратно — председатель на линейке встретит. Тогда он сошёл в траву, поставил там корзины и пошёл домой через сады. Ну, тут мы и говорим: «Давай отнесём в правление». — Валька вытер фуражкой выступивший пот и сконфуженно закончил: — Раз виноваты, то значит виноваты. Мы больше не будем.

— Теперь всё ясно, — сказал Пётр Кузьмич. Он серьёзно посмотрел на ребят, встал, подошёл к ним, положил ладонь на плечо Миши, потрепал легонько вихорок Вали и сказал: — Я никому не скажу. Но вы больше так не делайте. Не надо, ребята, обманывать. А рыбу ловите, вам ловить полагается. Идёт сейчас рыба-то?

— Всё больше — линь, — ответил Миша.

— И плотва пошла хорошо, — добавил Валька. — Да всё нам как-то некогда.

— Работа. Прополочная, — степенно закончил Миша.

…Всё это я записал со слов самого Петра Кузьмича. В тот вечер, совсем в сумерках, мы сидели с ним вдвоём в его кабинете и он рассказал мне о ребятишках и их находке. Свой рассказ он закончил так:

— А всё-таки важно то, что Сидор Фомич шёл на базар не с чистой совестью… Не пожелал встречи с бригадиром или с председателем. Это очень важно.

Мы уже собрались уходить, как в дверь кто-то осторожно постучал.

— Войдите, — откликнулся Пётр Кузьмич, В кабинет вошёл Сидор Фомич.

— Добрый вечер! — угрюмовато поздоровался он.

— Добрый вечер! — приветливо ответил Пётр Кузьмич. — Садитесь, Сидор Фомич.

Но Сидор Фомич не сел, а переминался с ноги на ногу, не решаясь начать разговор. Крепкий на вид, с украинскими усами, чисто выбритый, с редкой проседью в рыжеватых волосах, он сначала почесал висок, медленно повёл плечами, легонько крякнул и без обиняков сказал:

— Значит, лук-то украли… В объявлении не обозначен.

— Так это ваше всё? — будто удивился Пётр Кузьмич. — Что же раньше не зашли?

— И зашёл бы, да… народ тут кругом. Думаю, вечерком схожу. — Он себя чувствовал явно неудобно: то рассматривал стены, то вдруг заглядывал в окно, хотя на улице ничего нельзя было разобрать в темноте. — Значит, лук пропал?.. А его там два килограмма — рублей на тридцать будет…

— Нет, не пропал. Жалеючи вас, я про лук-то никому не сказал. Всё ж неудобно: горячая пора в колхозе, а вы — на базар.

— А что ж тут такого? — возразил без особой силы Сидор Фомич. — Я к двенадцати часам дня был бы на работе. Как часы, был бы.

— Выходит так — одни будут работать с утра, а другие с половины дня. Так, что ли?

— Продукция… — неопределённо произнёс Сидор Фомич. — Огородное дело, как бы сказать, требует.

— А работать в колхозе?

— Мы работаем. Выполняем, как полагается. Сто пятьдесят трудодней за прошлый год имею. Но без овоща нам никак нельзя.

Удивительным мне показалось тогда, что Пётр Кузьмич не возражал Сидору Фомичу, хотя можно было бы говорить и о производительности труда и о многом другом. Он только спрашивал.

— А так, между нами говоря, Сидор Фомич: рублей на сто с лишним будет продуктов в двух корзинах?

Тот прикинул в уме, посмотрел в потолок и изложил:

— Лук — тридцать. Молоко — двадцать. Масло — сорок пять. Да. Так примерно рублей на сто должно быть… Кому-то хотелось чужим добром поживиться, да, видно, помеха вышла. — Он даже улыбнулся и повеселел, но не надолго.

— А как же эти корзины вы потеряли? — спросил Пётр Кузьмич. — Интересно!

— Как бы сказать, допустим, я иду… — Он растерялся и искал выхода. — Вижу, что вроде бы облака пошли. И я, значит, иду… Да! Дай, думаю, за плащом вернусь. А оно вон что вышло.

— За плащом, значит?

— За плащом.

— Значит, облачка находили?

— Облачка. Находили.

Так и не сказал никаких особых речей председатель — всё спрашивал да улыбался. Но Сидор Фомич, ссыпавши лук в мешочек, уходил потный и красный, как из бани, и вполголоса говорил:

— А работать будем. Как это так — не работать? Только овощ, он своё время знает. Без этого невозможно. И на базаре овощ требуется. Без этого нельзя.

Вскоре и мы с Петром Кузьмичом разошлись по домам.