В колыбели с голодной крысой

— Откровенно говоря, я предпочитал бы не рисковать. Я еще относительно новая метла здесь. Я не ношу фамилию Макинтайр. Для некоторых фамилия Флейш звучит вполне по-еврейски, хотя я и немец. Дело в том, что мне пока не удалось завоевать такого безоговорочного доверия рабочих, каким пользовался Макинтайр.

Я вспомнил письмо Гамильтона, подписи рабочих и статистику Уолтера.

— Охотно верю, — сказал я.

Он жестом руки попросил выслушать его до конца.

— Одну минуточку. Пытаясь объяснить вам ситуацию, я отступил от своего правила. Вы молоды, неопытны, вы были вовлечены в эту историю, не понимая, что происходит. Я хочу, чтобы вы узнали и мою точку зрения — и Сондры тоже, — и я хочу попытаться объяснить вам, что в конечном итоге, возможно, вы оказались не на стороне ангелов.

Я снова постучал по папке:

— Даже если априори считать, что все здесь сказанное верно, — в чем я сомневаюсь, — но даже если это так, то какова альтернатива? Что со своей стороны можете предложить вы? Ваше дело — это подкупить местную полицию, чтобы она выполняла ваши распоряжения...

— Постойте минутку!

— Вы приехали в мотель в своем “линкольне”, который стоит сейчас у вашего дома, и сказали полицейским, чтобы они пожестче обошлись с парнями из профсоюза. Они сломали пишущую машинку, разорвали мой чемодан и испортили все, что только смогли.

— Я искренне сожалею, слыша такое, — сказал он.

— Почему? Ведь это вы приказали! Меня бросили в тюрьму и там били. Вам бы следовало посмотреть на Уолтера. Они поставили ему фингал под глазом, разбили ему лицо и расплющили ногой руку. И это все тоже по вашему приказанию.

— Я совершенно определенно говорю — нет. Если ваш друг Уолтер пытался оказать сопротивление...

— Покончим с этим. — Я встал. — Вам совершенно все равно, хорош или плох наш профсоюз. Профсоюз хочет забрать у вас часть власти, и это ясно как день.

Он чуть заметно улыбнулся:

— Тогда зачем же я пытаюсь оправдаться перед вами?

— Потому что я Красная Шапочка. А вы цивилизованный Волк, поэтому вы мне сочувствуете. Но ваше сочувствие дешево стоит, и за него нельзя купить мою лояльность.

— Я не пытаюсь купить вашу лояльность, — сказал он. Гладкая поверхность постепенно начала покрываться рябью. — Я пытаюсь разъяснить вам факты. Если вы желаете упорствовать и не хотите понимать, то пожалуйста.

— Вас волнует, кто убил Чарлза Гамильтона? Он слегка тряхнул головой:

— Что?

— Я спросил: волнует ли вас то, что Чарлз Гамильтон убит? Интересует ли вас, кто его убил?

— Это дело полиции — разобраться в том, кто его убил, — возмущенно сказал он. — О чем, черт подери, вы толкуете?

— Человек был жив. Теперь он мертв. Вы воспользовались фактом его смерти, чтобы создать для Уолтера и меня неприятности, но значит ли для вас его смерть что-нибудь еще? Волнует ли вас то, что он мертв?

Он снова взмахнул руками и ответил:

— Но я даже не знаю этого человека.

— Вас должно это волновать. Кому-то это должно же быть небезразлично.

— Ну, я полагаю, его жене небезразлично. И его детям, если они у него есть.

— У него их нет, — отрезала Сондра. Тон, которым она это сказала, был беспристрастен.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — признался Флейш.

— Помните Донна: “Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе; каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и, если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол, он звонит по Тебе”.

— О да, — поспешно сказал он. — Хемингуэй это использовал в своем произведении.

— И весь смысл для вас только в этом? Комнатная игра. Отгадай, кто использовал эту известную цитату. Затем попытайся угадать, кто использовал Песнь песней Соломона:

Лилиан Хеллман, Питер де Врайс, Джон ван Друтен...

— Мне кажется, с меня достаточно, — сказал он. Он уже не был таким добродушным, как вначале.

— Да, — сказал я, — полагаю, с нас всех достаточно.

Я вышел к своему “форду” с ощущением полной опустошенности. Я был в логове своего главного врага и выступал там против него, но никто из нас этого не заметил.

Я вернулся в мотель и прежде всего направился в офис, чтобы заказать номера для мистера Флетчера и его команды, и только потом — в свой номер.

До приезда мистера Флетчера мне нечего было делать, совсем нечего. Я тоскливо послонялся по номеру, а затем достал книжку, которую читал Уолтер. Это был детектив про частного сыщика, и, начав читать его, я понял, что описанный в этой книге мир — точно такой же, в котором я внезапно оказался. Разница была лишь в том, что частный сыщик в этой книжке знал, в каком мире он живет, знал, с чем он может столкнуться и как на это реагировать. Как только раздавался стук в дверь, он хватался за свой надежный сорок пятый калибр, а не за ручку двери, потому что в его мире это всегда был не посыльный от Фуллер Браш, не сосед, а только Неприятность.