В команде Горбачева: взгляд изнутри

Надо было делать срочные выводы и для работы партии, и для деятельности правительства и советов всех ступеней, а не сетовать на происки каких-то чуждых сил, на «критиканство» в средствах массовой информации. Очень сильно такого рода сетования звучали при обсуждении итогов выборов на заседании Политбюро 28 марта. «Навалились» на прессу и Рыжков, и Лигачев, и Зайков, и Слюньков, и Лукьянов — всех не перечислишь.

В который раз мне и Яковлеву пришлось доказывать в общем-то очевидные вещи, что пресса и журналисты — это не какой-то иной мир, а часть общества, которая живет его мыслями и чувствами, только, может быть, острее их воспринимая и выражая. Да, они одновременно и отражают, и формируют общественное мнение, не привнося его извне, а оперируя тем материалом, который вырабатывается самим обществом и только им. В средствах массовой информации, безусловно, находит отражение серьезная неудовлетворенность положением в стране, ходом перестройки и ее практическими результатами. О них и надо прежде всего говорить, их и надо анализировать.

Что, например, происходит в экономике? Относительно неплохая конъюнктура 1986–1988 годов породила новую эйфорию, стремление побыстрее осуществить дорогостоящие социальные программы. На этот легкий путь все сильнее толкала и поднимающаяся волна популизма и социальной демагогии.

Между тем, в экономике нарастало действие глубинных негативных факторов. 1988 год оказался в этом смысле последним более или менее благополучным годом. Далее начались серьезнейшие осложнения, наступал настоящий экономический кризис, в первую очередь ударивший по потребительскому рынку. Его привели в такое неустойчивое состояние, при котором даже небольшой, частный сбой вызывал серьезные последствия, всплески ажиотажного спроса. Из свободной продажи исчезали то сахар и кондитерские изделия, то зубная паста, то мыло и стиральный порошок, то школьные тетради, то батарейки, то застежки «молния», не говоря уж о мясе, обуви, меховых изделиях и т. д.

Экономическая реформа завязла в бюрократической трясине. После июньского Пленума никаких крупных шагов в этом направлении так и не было сделано. 8 сентября Политбюро наказало коммунистов — руководящих работников Совета Министров и Госплана СССР — Гусева, Лах-тина и Ефимова "за непринятие достаточных мер по устойчивому обеспечению населения товарами повседневного спроса". Но, во-первых, это было уже поздно. Во-вторых, за кадром остались главные действующие лица, отвечающие не за отдельную строчку, а за общее расстройство рынка. И, в-третьих, это решение не изменило, а скорее укрепило стереотип в общественном мнении, что за все, вплоть до лезвий для бритья, отвечает партия. Для критиков партии такой стереотип был очень удобен. Я сам слышал на Старом Арбате язвительные куплеты гитариста по поводу нехватки мыла — "оно уходит на самоотмывание партии".

В такой обстановке выборы для партии были заранее обречены на неудачу, несмотря на поддержку общего политического курса ее руководства.

Сказалось и то, о чем много говорилось тогда на всех партийных форумах, — неготовность партийных организаций к новым условиям и формам работы и предвыборной борьбы, привычка к кабинетно-бюрократическим методам, упование на силу команд и указаний. Одни растерялись и опустили руки, а другие пытались жать на старые рычаги дисциплины и послушания, но в политике они уже не действовали.

Несколько неудачных шагов было сделано непосредственно перед выборами. Это относится прежде всего к Пленуму ЦК, состоявшемуся 15 — 16 марта. На нем прошли выборы народных депутатов от КПСС. Список их тщательным образом взвешивался и уравновешивался. В нем были Гранин и Белов, Айтматов и Олейник, Афанасьев и Лаптев, Марчук и Беликов, Илизаров и Федоров, Биккенин и Кудрявцев, Абалкин и Примаков, Абуладзе и Ульянов, Патон и Нестеренко. Список кандидатов украшали имена известных рабочих, строителей, работников сельского хозяйства. Но для публики список высвечивался прежде всего и главным образом фамилиями почти полного состава партийного руководства. По страницам печати пошла гулять кличка — "красная сотня".

Дело, однако, было не только в самом принципе депутатского представительства от партии, который подвергался сомнению многими, но и в процедуре выборов. Тут мы сами себя загнали в угол: призывая к альтернативности, сами же отказались от этого принципа. А что было делать? Тайное голосование показало, что если бы в списке было на два кандидата больше, чем положено по норме, не прошли бы Лигачев и Яковлев, при десяти лишних за бортом оказалось бы большинство членов Политбюро, а при шестнадцати — не был бы избран ни один из них, включая Генерального секретаря! Я отнюдь не считаю, что каждый партийный деятель непременно должен быть облечен депутатским доверием, но скандал был бы великий, если бы ЦК не доверил своему руководству представительство в высшем органе государственной власти.

Эта абсурдная ситуация свидетельствовала: что-то есть неладное в самой избирательной системе.