В команде Горбачева: взгляд изнутри

Дважды или трижды Горбачев звонил мне уже из Фороса. Один из разговоров был навеян его работой над статьей об исторических судьбах перестройки. В своих рассуждениях он вновь и вновь возвращался к сути начатого нами обновления общества, его смыслу и критериях: следует ли нам опасаться обвинений в социал-демократизме и отмежевываться от них и т. д. Моя позиция по этим вопросам: сейчас важно не размахивать жупелами, не пугать и не пугаться, отдать приоритет прагматическому подходу, социально-экономической эффективности тех или иных форм общественной жизни. В то же время следует четко и определенно отмежеваться от тех, кто тянет к дикому, необузданному капитализму. Ведь это пройденный этап. Наиболее плодотворна идея движения общества разными путями к новой цивилизации. Именно она дает теоретическое и политическое объяснение перестройки и должна быть центральной в новой Программе партии.

Соглашаясь с этим, Горбачев напомнил, что эта идея по существу уже сформулирована нами перед мировой общественностью. Он просил меня "поводить пером", чтобы потом свести все эти сюжеты, сказал, что пришлет материалы к статье, над которыми работает и Черняев. "А в Москве нас ждут важнейшие дела. На 20 августа намечено подписание Союзного договора, а на 21 августа — заседание Совета Безопасности с обсуждением наиболее острых текущих проблем — продовольствия, топлива, финансов".

Разговор зашел и об интервью Яковлева в связи с его заявлением об уходе из президентских структур и намерением ЦКК рассмотреть вопрос о его пребывании в партии. Надо сказать, что в течение последнего времени мои контакты с Яковлевым стали как-то незаметно и постепенно ослабевать и сходить на нет. Я не одобрял его уход от Президента и намерения порвать с партией, независимо от того, какие для этого были причины и побудительные мотивы. Об этом я и раньше говорил ему не раз. Вместе с тем с моей точки зрения, были совершенно неуместными, более того, вызывающими попытки со стороны ЦКК привлечь Яковлева к партийной ответственности, тем более в преддверии неизбежного размежевания в партии. Горбачев не стал вдаваться в обсуждение этого вопроса, я почувствовал, что для него он неприятен и даже болезненен.

Последний мой телефонный разговор с Горбачевым перед форосским заточением был 13 августа. Накануне состоялось заседание Кабинета Министров, на котором возникла конфликтная ситуация с представителями российского руководства по тем неотложным вопросам (продовольствие, топливо, финансы), по которым, кажется, раннее была достигнута принципиальная договоренность. Президент пребывал в состоянии серьезной озабоченности и, я бы сказал, возбужденности из-за того, что хрупкое согласие, достигнутое перед его отпуском, дает трещину.

Возвращаясь сегодня мысленно к тому разговору, я не исключаю того, что конфликт на заседании Кабинета Министров возник из-за попытки Павлова уже тогда провести пробу сил в смысле применения жесткой линии.

В воздухе пахло грозой, но мало кто предполагал, что она разразится столь быстро.

Глава VI Удар в спину. Горбачев теряет власть

Август 91-го. — Кто кого предал. — Борьба за спасение Союза не приносит успеха. — Отставка Президента.

Август 91-го

Еще накануне, в воскресенье, ничто не предвещало беды. Весть о грозных событиях в Москве до меня дошла рано утром 19 августа на берегу моря. Бросился в свой номер к телефонам, но они молчали. Телефоны (спецсвязь и городской), оказывается, у меня отключили еще с вечера, но в воскресенье это просто не было замечено.

В санатории в это время проводил свой отпуск председатель Крымского рессовета Багров, Я — к нему. Но тот тоже толком ничего не знал, ибо был отрезан от правительственной связи, как и Главком Военно-Морского Флота адмирал Чернавин, находившийся в том же санатории. Багров в этот момент ждал машину, чтобы ехать в Симферополь.

Мое решение было ясно и определенно — как можно быстрее попасть в Москву, тем более, что, как сообщил Багров, прошедшей ночью со специального аэропорта Бельбек вылетели один или два самолета. Сразу же возникло опасение, что Горбачева не только отстранили от власти, но и вывезли из Фороса. Я настоятельно попросил Багрова по прибытии в Симферополь принять все меры для того, чтобы сегодня же отправить меня в Москву, может быть, поездом, ибо это в какой-то мере обеспечивает анонимность отъезда. Поддерживать связь договорились через главврача санатория, у которого городской телефон работал.