В конце аллеи...

Только ступив на землю, жеребец осознал все, и тревожное его ожидание смяла торжествующая радость — он узнал хозяина, учуял родного человека и с неизбывной преданностью потянулся к нему.

Маршал сидел в скрипучем прутяном кресле, спеленатый в пледы и одеяла; маленький, усохший от долгой и нелегкой своей жизни. Но Гранату увиделся он сильным и властным, а захлестнувшая преданность этому человеку вдруг вылилась в тоскливое и слабое ржание.

Тихон укоризненно сгустил брови, робко подступился к креслу. Зачем-то снял шапку и стукнул нагуталиненными сапогами.

— Все в аккурате, как велели, товарищ маршал. И жеребец при мне.

Маршал хотел приподняться сам. Виновато и конфузливо улыбнулся, но встать не смог. Гранат приблизился к хозяину и готовно опустился на колени. Маршал сомкнул руки на теплой шее, лицом зарылся в седую гриву жеребца. Острые плечи, из которых жизнь давно уже выпила силу, слабо вздрагивали. Старый солдат плакал, и никто не вспугивал эту удивительную минуту. Тихон ошалело уставился на немигающий глаз жеребца, из которого скатывались крупные, бессловесные слезы. Присмиревшая старушка Прохоровна уткнула лицо в передник, Петрович сглатывал подступавший к горлу комок, а Тихон все глядел и глядел на Граната.

Маршал тихо, но властно прошептал:

— Прохоровна, по чарке казакам.

Старушка просеменила на кухню и тут же вынесла три рюмки. Янтарные капли коньяка чуть прикрывали дно одной из них. Маршал брезгливо осмотрел хрусталь и тихо вскинулся:

— Коктейли эти не по нам. Казакам чарку сполна!

— Были да сплыли казаки, — ворчливо огрызнулась Прохоровна.

Пустые рюмки забрала назад. Демонстративно долго гремела кухонной посудой. И к гостям больше не вышла…

* * *

Гранат только на неделю пережил своего хозяина. После той так сладко и тяжко отозвавшейся на конской душе встречи жеребец потерял всякий интерес к привычным запахам конюшни, к своему стойлу. Его мало волновали звуки шумевшей кругом жизни, он стал безразличен к бесплатному и сытному корму. Оживлялся он только с приходом Тихона. Тогда в ослабевшей памяти жеребца всплывали внезапно ворвавшиеся в его судьбу и мигом сгинувшие из нее дорогие картины последней встречи с хозяином. Но уходил Тихон, и исчезали эти картины. Тихон не приходил ночью. И незачем ночью было жить.

Гранат и уснул ночью, потому что уже не было смысла в одиноком и бесславном житье…

Дубулты — Москва

1976—1977 гг.

Про самое дорогое…

Иногда может показаться, что к той или иной мысли выдающегося человека, к той или иной цитате мы обращаемся слишком уж часто — в спорах, в научных трудах, в публицистических произведениях. Но заметьте: острота и точность мысли, к которой мы часто припадаем как к источнику мудрости, не стирается, не тускнеет, потому что истина от частого употребления истиной быть не перестает. Особенно же если это истина, провозглашенная во имя высокой цели… «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Думается, каждый должен время от времени возвращаться сердцем и разумом к этим словам Николая Островского, выверять ими свои поступки. Об этом я вновь подумал, прочитав повести Александра Виноградова.

Писатель исследует итоги двух человеческих жизней… Какие же это разные итоги! Слова Николая Островского — столь глубокие и многозначные — могли бы служить эпиграфом к обеим повестям. Но, предварив «Саблю без ножен», они звучали бы страстной похвалой, а став эпиграфом к повести «В конце аллеи…», звучали бы горьким упреком.

На мой взгляд, самое трудное в литературе — это воссоздание человеческих характеров. Только «через» них, как бы с их помощью можно воссоздать и время, эпоху. И поверить в события, о которых повествует автор, взволноваться ими можно лишь в том случае, если произведение «населено» личностями, характерами: манекены в событиях никогда не участвуют.

Два интереснейших человеческих характера в центре повестей Александра Виноградова. Они в значительной степени антиподы друг другу — и это делает (как ни странно на первый взгляд!) логичным то, что произведения напечатаны под одной обложкой: рядом (глаза в глаза!) могут стоять не только единомышленники, но и те, что яростно спорят друг с другом. Герои двух повестей… В одном случае слово Герой надо писать с заглавной буквы, а в другом — поставить его в кавычки. Но утверждают обе повести, по сути, одно и то же: живи так, чтобы, находясь «в конце аллеи», на последних этапах жизненного пути, ты смог обернуться на пройденную дорогу безбоязненно, не ощущая стыда.