Читаем В конце концов полностью

Но война на Востоке приобретала для Гитлера все более крутой оборот. Провалившаяся под Москвой зимняя кампания, разгром под Сталинградом, огромные жертвы, понесенные от русской артиллерии, которые гитлеровцы переадресовывали за счет русских морозов, выдвигает перед изуверами проблему «спасения человеческого организма, пострадавшего от замерзания». Начинается третья серия еще более изуверских опытов. Заключенных раздевают донага и кладут на землю в снег. Потом, доведя до состояния окоченения, вносят в комнату и начинают отогревание разными способами. Но тут размаху опытов помешал мягкий климат Баварии. Для того чтобы человека проморозить до бесчувственного состояния, уходило слишком много времени, да и не на Западном фронте вставала эта проблема. И вот лабораторию доктора Рашера переводят поближе «к соответствующим климатическим условиям в восточном пространстве». В секретный блок Освенцима.

Мы с Крушинским переглядываемся. Так вот кто там злодействовал, вот чего нам не удалось увидеть и что лежало тогда в руинах. Впрочем, Рашера мы бы все равно там схватить не могли. Советское наступление за Вислой развивалось безудержно, и дальновидный Гиммлер поторопился под каким-то предлогом, в чем-то таком их обвинив, расстрелять Зигмунда Рашера и его супругу — опереточную диву Нину Диль. Он перестал быть честолюбивым, и лишние свидетели его «подвигов» были ему уже не нужны…



Внизу, в «русском крыле» судебного помещения, мы взволнованно говорим об этой окаянной «медицине наоборот». Ведь ничего подобного человечество еще не знало даже в самые черные дни глухого средневековья.

— Кошмарно… Чудовищно… Непостижимо… — рубит взволнованный Всеволод Вишневский, ставя после каждого слова жирную точку, какими вообще богата его речь. — Нюрнберг — он ведь всегда славился своими палачами… Седое средневековье… Железная дева… Стальные башмаки… Венец Иисуса… Все это здешнее, но такого… Ужас… Кошмар… Бред…

— Мефистофель в роли Фауста, — комментирует западноукраинский писатель из Львова Ярослав Галан, человек очень образованный, очень молчаливый и замкнутый.

— Что вы, батенька, зачем вы таким сравнением обижаете веселого, энергичного немецкого черта, — отзывается Леонид Леонов. — Да Мефистофеля бы стошнило от всего этого. Вурдалаки — вот кто они. У вас в украинском языке есть такое слово — «вурдалак»?

— Да, есть. Вурдалаки есть у всех славянских народов, — Столь же серьезно, академическим тоном отзывается Галан. — Да, вы, пожалуй, рекомендовали более уместное сравнение.

К стыду своему, я не знаю этого слова. Слышал в детстве. На фабрике «Пролетарка», где я вырос, оно ходило как ругательство без особого смысла. И вот Галан, этот замкнутый, одинокий, но, как мне кажется, в глубине души очень добрый человек, начинает терпеливо объяснять.

— Вурдалак — это обязательный персонаж древне-славянской мифологии. Это великий грешник, проклятый людьми и богом, которого не принимает могила. В темные, безлунные ночи он встает из земли, бесшумно прокрадывается в селения и выпивает у спящих кровь, прокусывая им горло. Насосавшись человеческой крови, он может даже на некоторое время вернуть себе прежний облик. В Закарпатье гурали до сих пор верят, что избавиться от вурдалака можно, лишь загнав в новолунье ему в могилу осиновый кол, — заканчивает Галан свои пояснения.

— Загоним кол… Пришьем к земле… Истребим… Всех истребим… — говорит Вишневский, посылая сквозь зубы слова, как пули, и стучит кулаком по столу. — Цивилизованные дикари, мы загоним в вашу могилу осиновый кол… Загоним по самую маковку.

«Осиновый кол» — вот как я озаглавлю свою следующую корреспонденцию.

2. Мы опускаемся в преисподнюю

Все эти дни мысли наши вертятся вокруг Дахау. Снова и снова смотрим на карту Баварии. До Мюнхена километров полтораста. На наш военный счет рукой подать. Ну а лагерь, где проводились все эти изуверские эксперименты, оттуда совсем недалеко. Дорога отличная, как, впрочем, и все современные немецкие дороги. Весь вопрос в машине. Курта этот чертов американский капитан лишил права выводить машину за черту большого Нюрнберга. У тассистов и радиокомитетчиков машины в постоянном разгоне. Где ее добыть, машину?

И вот сегодня счастье, что называется, упало прямо к ногам. Во время завтрака подошли чехи Висент Нечас и Ян Дрда — чудесный толстяк с большой головой, увенчанной львиной гривой, и, будто прочитав мои тайные мечты, говорят:

— Мы тремя машинами с нашим генеральным юристом собираемся в Дахау. Тремя машинами. Хочешь с нами? Три места будет.

Хочешь! Надо ли об этом спрашивать. Мы с Николаем Жуковым давно уже подружились с этими славными ребятами. Отличная компания, да и Дахау сам по себе для репортера сильнейший магнит. Решаем ехать втроем: Жуков, Михаил Долгополов и я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Утро магов
Утро магов

«Утро магов»… Кто же не слышал этих «магических слов»?! Эта удивительная книга известна давно, давно ожидаема. И вот наконец она перед вами.45 лет назад, в 1963 году, была впервые издана книга Луи Повеля и Жака Бержье "Утро магов", которая породила целый жанр литературы о магических тайнах Третьего рейха. Это была далеко не первая и не последняя попытка познакомить публику с теорией заговора, которая увенчалась коммерческим успехом. Конспирология уже давно пользуется большим спросом на рынке, поскольку миллионы людей уверены в том, что их кто-то все время водит за нос, и готовы платить тем, кто назовет виновников всех бед. Древние цивилизации и реалии XX века. Черный Орден СС и розенкрейцеры, горы Тибета и джунгли Америки, гениальные прозрения и фантастические мистификации, алхимия, бессмертие и перспективы человечества. Великие Посвященные и Антлантида, — со всем этим вы встретитесь, открыв книгу. А открыв, уверяем, не сможете оторваться, ведь там везде: тайны, тайны, тайны…Не будет преувеличением сказать, что «Утро магов» выдержала самое главное испытание — испытание временем. В своем жанре это — уже классика, так же, как и классическим стал подход авторов: видение Мира, этого нашего мира, — через удивительное, сквозь призму «фантастического реализма». И кто знает, что сможете увидеть вы…«Мы старались открыть читателю как можно больше дверей, и, т. к. большая их часть открывается вовнутрь, мы просто отошли в сторону, чтобы дать ему пройти»…

Жак Бержье , ЖАК БЕРЖЬЕ , Луи Повель , ЛУИ ПОВЕЛЬ

Публицистика / Философия / Образование и наука