– Да. Нет, я не говорю, что с фото что-то не так, просто… просто в жизни, понимаешь, у тебя лицо другое; оно… Слушай, я к чему, я же… Ты любишь свою работу?
– Работа хорошая.
– Я не о том спрашиваю.
– Я люблю путешествовать. Люблю новые знакомства, люблю ездить туда, куда иначе не попал бы; люблю наблюдать за… переменами.
– Переменами?
– Смерть – не только умирание.
– Бред какой-то. Но живешь-то ты и правда в Далуиче – про это ты не наврал?
– Правда. Только дома я бываю редко.
– Значит, свидание по Интернету…
– Ах, да. Понимаешь, серьезные отношения…
– …знать бы еще, что это такое…
– Знакомство с людьми…
– Хочу предупредить: я еще не совсем отошла, только рассталась…
– Ничего.
– И твоя работа меня озадачивает.
– Ну… меня это не смущает, если тебя не смущает.
– Не знаю. Не знаю.
– Ты вроде бы замечательная. Прости, я несу…
– Ты в курсе, сколько свиданий было у меня за месяц?
– Не пойму, куда ты клонишь. Я думал, что лучше говорить правду. М-м… Я все испортил, да?
– Нет. Не испортил. Ты просто сказал правду. Давай еще выпьем. Давай… немного пообщаемся.
В ледяном краю…
…где под снегом бежали трещины…
По льду шел человек – и думал, что он идет не один.
Давным-давно, еще мальчиком, он бродил по этой самой гряде, но в те дни она выглядела по-другому – меньше камней, больше сугробов. На нем тогда были шерстяные перчатки, ткань примерзала к рукам, кровь пропитывала нитки и тоже замерзала. Однажды он провел группу исследователей по Сноргисфорду – самому опасному глетчеру в мире, по их словам, – однако глетчер растаял, теперь на его месте не пойми что; да и вообще, ледники опасны лишь для идиота-покорителя, если же их не трогать, они не опасны; если их не трогать, все хорошо, не страшно, все так…
– Знаешь, – сообщил человек белизне, – я не ожидал, что будет так просто.
Небо, снег, лед, камень; ответа не было. Не было и горизонта. Не было конца белизне, внутри которой брел человек. Ни солнца, ни севера, ни магнита, способного указать дорогу домой. Человек ощущал тяжесть сумки за спиной и не понимал, зачем он взял столько вещей. Он отшвырнул сумку и вновь почувствовал себя молодым, легким на подъем; испытал соблазн побежать, переборол его, задумался – почему? Старик, мысленно сказал себе человек, ты стал стариком в дорогих ботинках. Поживи немного, удиви себя. Но не удивил, а побрел дальше сквозь белизну.
Глава 8
Среди ночи засветился телефон, и вестник Смерти тут же открыл глаза. Телефон с отключенным звонком вибрировал на прикроватной тумбочке. В постели заворочалась женщина по имени Эмми («Это как Эмма, только лучше!» – гласила ее анкета на сайте), натянула подушку на голову: верный знак, что Эмми разбудили; теперь она лишь притворялась спящей и своей позой словно упрекала Чарли за телефонный звонок в три утра. Чарли помедлил, разрываясь между гудящим телефоном и эбеновой кожей Эмми под светлой простыней. Эмми дышала так тихо, что на какой-то миг вестник принял ее за мертвую – и отругал себя за глупость. Он отдернул руку от соблазнительного изгиба ее спины, взял телефон.
Обновление календаря и письмо.
Чарли проигнорировал первое, открыл второе и прочел – спокойно, сосредоточенно; лицо сияло в темноте, словно луна.
Утром Эмми сказала:
– Твой Далуич, конечно, район шикарный, но тут нет ни одного нормального автобуса. Никуда не уедешь!
– Есть поезд до Лондонского моста, – ответил Чарли, соскреб со сковороды остатки яичницы и водрузил их на тост. – Еще автобус до озера Канада-Уотер.
Эмми наморщила носик – крошечную выпуклость на приветливом круглом лице. Даже сквозь мягкий алкогольный туман, в котором они вчера вечером доползли до дома и рухнули в кровать под нечленораздельные «ты мне на руку села» и «стой, дай я контактные линзы сниму», – даже тогда Чарли понимал, какая же Эмми потрясающая, умопомрачительная, великолепная. Свет дня сгладил ночное впечатление, сделал его не столь грандиозным – стали заметны и средний рост, и грубоватая прямолинейность, и старомодная мягкость животика с ягодицами; да, днем впечатление было не столь грандиозным, но одновременно волнующим: теперь, когда Чарли наконец протрезвел, он увидел перед собой очень умное лицо, полное жизни, и это выглядело эротичнее любой иконы стиля с надутыми губами.
Чарли выпалил, хотя сам не понял, зачем, – видимо, испугался онеметь от близости Эмми:
– У меня вечером самолет.
Вилка у нее в руках замерла, яичница упала в тарелку.
– Ты не говорил…
– Ночью пришло сообщение.
– То есть… Произойдет катастрофа?
– Вряд ли. Не знаю. Наверное, нет.
– Куда ты летишь?
– В Нуук.
– Где это?
– В Гренландии.
– Зачем?
– Я… По работе.
Эмми опустила вилку на тарелку, села ровно, сложила ладони перед лицом, прислонила кончики пальцев к изящному носику и произнесла:
– Ничего страшного, если продолжения у нас не будет. Одна-единственная ночь. Ты славный. Мне понравилось. Все было здорово. Я не хочу тратить силы на отношения, которых нет. Все в порядке. Договорились?
Вестник Смерти кивнул – медленно, отведя взгляд в сторону.
– Ничего не поделаешь. Самолет вечером, значит?
– Да.
– У тебя есть теплая одежда?
– Да. Есть какая-то.