Читаем В конце пути полностью

В конце пути

На людей я переключился несколько тысячелетий назад. Нужно ведь шагать в ногу со временем. Порой выпадали большие удачи. Египет, кровавый дождь, жабы, саранча – я был под впечатлением, очень зрелищно выглядело. Мы вчетвером стояли на берегу Красного моря и прямо-таки ахали – ничего себе, вот это уровень работы! – однако фараон, как обычно, все проигнорировал, и настала ночь, и в те дома, где на дверях не было свежей крови, явился я, как и предрекал вестник. Потом монголы поскакали на запад, к людям прибыл другой мой вестник на вороном коне и сказал: «Если я говорю “много”, то имею в виду “не счесть”», однако у человечества проблемы со слухом, оно совершенно не понимает, когда его искренне предостерегают, а когда лишь проявляют любезность.

Один вестник ушел с работы после того, как начали жечь книги; он заявил, что раньше умирали только люди, теперь же умирает все человечество. Другой отказался покидать Нагасаки – решил, что для него уместна именно такая кончина; и, наверное, правильно решил; я проследил, чтобы он попал в эпицентр взрыва, я сидел с вестником, пока тот не стал тенью на стене. Была у меня вестница с «наколками» из северных лагерей, но люди не хотели слушать, не понимали ее посланий. Была другая, которая предостерегала: «Война разразится из-за алчности и обернется убийством во имя Господа», а люди смеялись вестнице в лицо, а я такого поведения не люблю, особенно когда сам… проявляю любезность.

Пустыня легко может хранить тело тысячелетиями, но может и обращать его в прах. Я до последней минуты не знаю, какой исход предпочту. Порой во время движения песков даже меня удивляют встречи со старыми знакомыми.

Смерть сделал очередную затяжку, стряхнул пепел в пепельницу и, потянувшись, сказал: надеюсь, я вам не наскучил, просто вы спросили…

– Нет, – прокаркала мама Сакинай. Воздух проходил сквозь ее искривленные, потрескавшиеся губы со свистом. – Вы мне не наскучили.

Смерть кивал, его большие красные рога царапали потолок, желтые вращающиеся глаза на ярко-алом лице открывались и закрывались – похоже, в улыбке. Мама Сакинай не предполагала, что Смерть станет ей улыбаться, однако во всем остальном облик гостя ее не удивлял, это был бог загробного мира, и выглядел он именно так, как описывали предания.

Она произнесла:

– Ваш вестник, Чарли, угостил меня виски и поговорил о музыке.

Ах да, он любит музыку. Мне еще рассказывали, будто он собирает футболки безвестных футбольных клубов.

– Футболки?

Ему нравятся заштатные команды, из какого-нибудь четвертого дивизиона лиги Калабрии. Полагаю, раньше Чарли болел за «Астон Виллу», задумчиво рассуждал Смерть, и его длинный коготь, бурлящий кровавыми красками, катал сигарету по переливчатой коже; белые пятнышки извивались, словно личинки, по телу, то вспыхивали новыми узорами, то совсем исчезали в клокочущих оттенках плоти.

Постоянные неудачи «Астон Виллы» способны вызвать недовольство у любого, даже у такого спокойного человека, как Чарли. Игра меняется; одна ее форма умирает, на смену приходит другая.

В ответ мама Сакинай медленно кивнула, ее голова в пигментных пятнах вновь глубоко утонула в подушках, чтобы больше уже никогда не подняться, и на последнем дыхании мама Сакинай промолвила:

– Он хотел послушать песни моего народа, только в устах чужака они звучат совсем по-другому. Хорошо, что вы послали его вперед. Я давно не разговаривала… ни с кем.

Смерть вновь улыбнулся и подсел ближе, нежно сгреб когтями руку умирающей и чуть склонил голову набок, чтобы массивные рога не пробили окно над постелью. Затем на языке мамы Сакинай – на древнем наречии ее народа, который до прихода колонизаторов вел охоту, который сам погибал в охоте на человека и постепенно утрачивал память о себе – на языке этого народа Смерть тихо заговорил. Тебя ждет страна за низкой луной, мама Сакинай. Там в небесных реках живут духи твоих предков. Они зовут тебя, зовут на твоем родном наречии; они рассказывают старые предания – предания, которые больше никогда не будут рассказаны в здешнем краю жгучего солнца. Предки слышат твои шаги по золотому пути, предки держат тебя и не дают упасть. Твой народ умер, мама Сакинай, и его язык тоже, и его легенды, и жизнь, однако переменился лишь мир живых, мир мертвых не меняется никогда.

Сказав это, Смерть ласково поцеловал ее в губы – запечатал наречие, которое больше не прозвучит на поверхности Земли, – и мама Сакинай умерла, и тело ее отдали грифам, а те похоронили ее в небесах.