В конце века

В КОНЦЕ ВЕКА

I

В самый сочельник, накануне святого праздника рождества Христова, разыгралась сильная метель. Снег валил густо. День переходил в сумерки. Ветер дул с севера, затрудняя водам могучего Везера выход в море. Волны реки, будто скопления бунтующей черни, вырастали вдали и теснились шумными толпами, разбиваясь о крепкие набережные славного города Бремена.

Почтенные горожане — именитые купцы, трудолюбивые и знающие толк в своем деле ремесленники, даже и бедняки в скромных хижинах, равно как и благородные рыцари и почтенные и богобоязненные аббаты и епископы — все на этот раз с особенным умилительным чувством приготовлялись встретить светлое рождество. Происходило это не только оттого, что упомянутый праздник исстари пробуждал в сердцах и простолюдина и знатного горожанина благочестивые мысли, но также и оттого, что предшествовал он сейчас не только концу года, как обычно, но и концу века. А именно: вместе со снежным сим декабрем долженствовали отойти в вечность и последние дни двенадцатого столетия Anno Domini, или нашей эры, как теперь стали называть иные летописцы в монастырях течение времени после явления миру господа нашего.

Как сказано, особенным чувством наполнены были сердца людские в зимние дни эти, ибо явственнее становился для них таинственный ход всемогущего и неотвратимого времени, и словно причащались они смене и движению его.

Вот отчего, да будет понятно, улицы и площади знаменитого города Бремена необычно оживлены были в послеобеденный час этого ненастного декабрьского дня. Поспешно проходили пешие, проезжали конные, торопясь, следовали повозки. Всякому не терпелось укрыться от непогоды в уютном тепле, в родственном или дружеском кругу, перед лицом приветливого огня, имея на столах все то, что служит к услаждению бренной нашей плоти.

Признаюсь, и я тоже, смиренный служитель господа, пробираясь в людской толчее под хлопьями снега и пронизывающим ветром, полон был тех же весьма приятных мыслей об ожидающем меня тепле и обильном угощении в доме достопочтенной Анны Пфайль, куда я был приглашен в этот день.

Анна Пфайль славилась как ревностная прихожанка церкви святого сердца Иисусова, в которой я долгое время служил причетником. Благочестие ее было всем известно. Мало того. Эта разумная женщина обладала живым соображением, а в нужное время — и крепкой рукой. Она была достойной супругой мужа своего, Мартина Пфайля, купца, внесенного в гильдейские списки города Бремена. Мартин же Пфайль принадлежал к сословию торговцев в третьем поколении, подобно отцу своему, Людвигу Пфайлю, и деду своему, хромоногому Филиппу Пфайлю; и ни разу не осрамил почтенного занятия купца, всегда вел свои дела по чести, хотя с приличным барышом.

В настоящее же время муж Анны, этот Мартин Пфайль, отсутствовал вот уже пятый год, отправившись в свое время, в сообществе с другими купцами, далеко на восток. Они везли с собой много товаров, которые надеялись продать с выгодой и на вырученное купить в других землях изделия редкие и дорогие. С тех пор ничего не знали о нем. Один раз только, года два тому назад, стало известно, что проезжал летом, на праздник святой троицы, через Гослар монах, который говорил, что видел Мартина Пфайля, живого и здорового, в степях за Дунаем, который, как он сказал, называется также у тамошних жителей река Истр.

Говорю об этом подробно к тому, чтобы читающий вместе со мной, недостойным служителем господа, смог бы вновь пережить изумление, которое, знайте, охватило меня, когда в упомянутый снежный и метельный день декабря приближался я к дому Анны.

Я увидел повозки с кладью и суетившихся возле них людей. Я ускорил шаги, ибо сердце мое забилось сильнее. Я понял, что нахожусь в преддверии события знаменательного, и не ошибся.

Да, Мартин Пфайль вернулся к очагу своему, и к жене, и к детям своим в канун светлого праздника Христова. Возблагодарим же господа за дела его.

Много умилительного было в сей вечер в доме Мартина и Анны, и всякий из гостей, имевший счастье быть там, веселился сердцем, глядя на глубокую радость их.

И чудная тишина наступила в первые мгновения, когда оказались все мы наконец вместе за большим дубовым столом, уставленным кубками с вином, блюдами с жареной дичью, лотками с длинными румяными хлебами и прочей снедью. Горели масляные светильники и ярко озаряли стол, собравшихся и комнату, в то время как за стенами ее бушевала вьюга.

II

Мартин Пфайль был бодр и весел, хотя утомление наложило отпечаток на его лицо.

Он обводил взором присутствующих и ласково улыбался всем, припоминая, кто есть каждый из сидящих с ним, и, видно радуясь, что припоминает верно.

Помню также хорошо, что разговор вначале у нас шел беспорядочно и плавному его течению положил начало лишь вопрос почтенного Генриха Циммермана, который поинтересовался, каких крайних пределов на востоке удалось достигнуть Мартину и другим купцам в их путешествии.

Мартин сказал, что крайним пределом была река Окс, мутная и широкая, дающая влагу обширной стране.