В конце времен

Огонь распространялся по дому со скоростью эпидемии чумы, чему сильно помогал ветер, и из окон третьего этажа вырвались длинные языки пламени, жадно лизавшие стены. Дым поднимался к небесам, а в небесах летали выжившие коршуны.

Троица бросилась к лесу, надеясь затеряться среди деревьев. Кащей подумал, что история имеет привычку повторяться, но теперь виновником торжества стал не только царевич, а вместо разбойников их преследуют объединенные силы всадников, коршунов и злых до чертиков собак. Те, что выжили, были вне себя от страха, злости и смятения и не могли определить, какое чувство в них сильнее.

Коршуны, завидев убегающих людей, пронзительно заклекотали, и через считаные секунды всадники перестали анализировать собственное состояние и направили лошадей вокруг здания.

— Они убегают! — прокричал первый выскочивший за дом, пришпоривая коня и бросаясь вслед за беглецами. Кащей обернулся и выстрелил из микроарбалета, стрела ушла в землю. Всадник уже знал о последствиях после выстрела из этого компактного оружия. За мгновение до того, как земля вздыбилась, ударил лошадь шпорами. Лошадь рванулась вперед от боли, и огромный фонтан земли устремился в воздух за спиной наездника.

Из-за дома выскочил изрядно поредевший и потрепанный отряд с Люцианом во главе, свора гавкающих собак, и в небе вслед за беглецами устремились коршуны. Самые быстрые и ловкие преследователи оказались на нужном месте как раз в тот момент, когда взмывшие высоко вверх комья земли устремились обратно.

Погоня приостановилась, застигнутая врасплох дождем из земли и камней. Собаки с визгом бросились врассыпную, приобретая новый условный рефлекс, всадники сделали то же самое, непроизвольно прикрывая головы руками. Люциан подумал прокричать что-нибудь угрожающее, но когда на его голову удачно спикировал и рассыпался большой ком чернозема, у него вырвались слова из совершенно другого лексикона.

Ларриан бежал первым: профессионал — он был во всем профессионалом. Следом бежал Доминик, поражаясь тому, что так мало знал о советнике и его способностях, несмотря на то что наблюдал за ним практически с самого рождения. Или был под его постоянным наблюдением, что тоже недалеко от истины. Замыкал демарш отстреливающийся Кащей.

Последняя обойма взрывающихся стрел была израсходована на создание трудно преодолимых препятствий всадникам и особенно собакам, один вид которых говорил Кащею, что если вступить с ними в рукопашную, то фаворитом битвы окажутся именно собаки. Выйти против них можно разве что со шпагоплетью.

«Стоп! — подумал Кащей. — И правда, чего это я тут трачу невосполнимый запас стрел, когда… — он выстрелил из микроарбалета в последний раз и запустил им самим в голову коршуна-вожака. Столкновение получилось славным, жаль, что никто не обратил на это никакого внимания. Все были заняты собственными проблемами: погоней, бегством, преодолением и созданием непреодолимых преград. — …когда я могу использовать шпагоплеть!»

Гостиный дом превратился в пылающий факел. Крыша постепенно сдавала позиции и проваливалась, усиленный сквозняком огонь с воем вырывался из окон, кое-где падали первые потолочные балки.

Коршун спикировал прямо на Кащея и больно вцепился в голову когтями. Кащей дернулся, вырываясь, схватил не успевшего увернуться налетчика за лапы и, раскрутив его, отшвырнул в сторону приближавшихся птиц. Сбитые собратом коршуны потеряли еще несколько секунд, и это позволило троице забежать в густой лес.

Кащей взмахнул шпагоплетью, срубая деревья за собой — поэтическое «сжигая мосты», к сожалению, никак не подходило для этого момента, но сейчас было далеко не до поэтических действий. Он рубил их на разной высоте, начиная с верхушек и переходя к корням.

Толстые бревна, шелестя листвой и ломая ветки, колоннами кренились и падали, заграждая дорогу. Шпагоплеть вытянулась метров на пятнадцать, и широкая полоса леса на глазах превращалась в непреодолимую баррикаду. Ни коршуны, ни собаки, ни тем более всадники не рисковали броситься в погоню напрямую.

Разъяренная толпа ринулась в обход на значительном удалении от места вырубки леса. Всадникам не улыбалось попасть под невиданное доселе оружие, и они предпочли использовать лук и стрелы, а в ближний бой пустить коршунов и собак.

Люциан впервые задумался над тем, что беглецы могли говорить правду: уж больно… («вот уж точно, как ударило, аж звездочки в глазах заплясали!») …больно они юркие и огрызающиеся. Прямо не забитые навалившимися на них трудностями местные жители, а иностранцы, которым глубоко до свечки, что за ними гонится самый лучший и беспощадный отряд царства: вроде как сами такие, не на тех напали. Но теперь он не собирался отпускать их живыми в любом случае: вооруженное сопротивление не должно остаться безнаказанным.

К нему подскочил всадник, первым бросившийся в погоню.

— Докладывай!

— Один из беглецов — человек в плаще с черепушкой! — Люциан позабыл про головную боль.

— Кто сказал?!

— Я успел увидеть, пока он не стал стрелять из своей штучки!