В конце времен

— Много ты понимаешь в жизни, старый графин! — и с удвоенной энергией зачесал голову. Парик держался стойко — насчет этого Кащей был абсолютно спокоен, куда больше его интересовало, кто сядет напротив — от этого зависело, какой реакции стоило ожидать.

Дворцовый оркестр наяривал что-то романтично-залихватское, когда в зал вкатили большую бочку с известной Кащею надписью. Официанты закружили вокруг нее с закрывающимися графинами. Главный повар самолично разлил вино, умудрившись обойтись малым количеством пены и, словно между делом, отставил один графин в сторону. Для себя. Официанты разносили вино по столам.

— Слушай, Доминик, — внезапно спросил Кащей, отрывая царевича от нахлынувших воспоминаний о длительной переписке, начавшейся еще в далекие детские годы, — в вашем царстве не ходило никаких историй и легенд о старом сундуке, который невозможно открыть ни одним ключом, отмычкой или динамитом?

— А что такое «динамит»? — повернулся к нему Ларриан, до этой поры из почетного далека рассматривавший портреты предков царевны. Множество веселых и грустных лиц сменяли друг друга, и на их фоне особняком смотрелись два царя, которые выглядели настолько устало, что казалось, будто позирование перед художником лишило их последних сил. Еще один выбивающийся из общего ряда царь сидел на троне с мрачной решимостью в глазах. Видимо, был стопроцентно уверен в том, что портрет получится никудышным и можно будет со спокойно спящей совестью отрубить горе-художнику голову Но поскольку портрет висел на почетном месте, бояться за жизнь художника уже не стоило.

— Это… — Кащей запнулся, — лучше я потом наглядно продемонстрирую, вы не против?

— Ладно, только не забудь, — Ларриан поглядел в сторону толпы и радостно улыбнулся: — Я на минуту, господа, увидел старых знакомых!

Мимо них прошли изрядно озадаченные происходящим царевич и царевна. Выслушав последнее приветствие и поздравление, они пригласили гостей к столу, а сами направились к трону, поговорить с царем. Кащей прислушался к их тихому разговору.

— С ума сойти, какие гости пошли! — делился своими впечатлениями обескураженный царевич. — Что это на них нашло? Были такие замечательные поздравления, спокойные, без изысков. Но нет, какому-то идиоту это показалось слишком пресным. Давай стихами говорить! Господи боже!

— А что, оригинально звучало, — отозвалась не менее обескураженная царевна. — Стихи — это очень романтично! Хотя согласна: «Я подошел к тебе своей любовью безмятежной окрыленный, я видом был твоим загадочным плененный» — это графоманство. Зато от чистого сердца. И белый стих у кого-то звучал.

— Это был серый стих, а не белый! — с толикой мрачности проговорил Эрнест. — А плясовая — это тоже романтично? Ну ладно, гопак с речитативом — это внушает уважение, исполнение песни с игрой на ложках — тоже ничего, но зачем устраивать настоящий театр мимики и жеста?! Я не профессионал, я не знаю, что они хотят сказать своими телодвижениями, чего издеваться-то?

«Не вынесла душа стихов поэта…» — сочувственно подумал Кащей.

— Тихо-тихо! — прошептала Лилит. — Не так громко, люди услышат. Может, они ночами не спали, репетировали номера, а ты возьмешь им и настроение испортишь?

— Они их не репетировали, они их откалывали, — возразил Эрнест. — Последний вообще посудой жонглировать начал! Хорошо хоть, официанты быстро принесли новые тарелки взамен разбитых. Перед гостями неудобно.

— Перед теми, которые пели и плясали? — уточнила царевна. — Да брось ты! Здесь все веселятся.

Мимо них с радостно светящимся взглядом пробежал обнимающий бочонок гость неопределенного сословия. Счастливая, но недоуменная парочка притихла, взирая на него с неподдельным испугом.

— Я и вижу, — мрачно сказал Эрнест, когда гость затерялся в толпе.

— Что это с ними сегодня? — изумилась Лилит. — Раньше были вполне нормальными людьми. Может быть, они сами нервничают?

— Им с какой стати нервничать, дорогая? Не у них помолвка!

— Не знаю, — Лилит пожала оголенными плечами. По белому с оранжевым оттенком праздничному платью пробежали искорки от микроскопических блесток. — Надеюсь, они скоро успокоятся и перестанут сводить нас с ума.

К Доминику и Кащею подошел советник, не менее озадаченный, чем виновники торжества.

— Возможно, я чего-то не понимаю, но здесь творится что-то странное! — полушепотом поделился он своими впечатлениями, одновременно озираясь по сторонам.

— Что именно? — хором спросили Кащей и Доминик.

— Люди до сих пор носятся с пустым бочонком, передавая его из рук в руки. Мои друзья уже похвастались, что немного подержали это редкое сокровище в собственных руках и приобщились к какой-то небесной благодати, — пустился в пространные объяснения советник. — А я никак не могу вспомнить ни одного обычая или ритуала, подходящего под эти действия.

— Что говорят другие по этому поводу? — заинтересовался Кащей: оказаться предтечей нового суеверия — подобной хохмы ему давно не удавалось.