В конце времен

— Да я в них получше вас всех, вместе взятых, разбираюсь! — вспылил Доминик.

Ларриан уронил тумбочку во второй раз, однако ногу успел отдернуть.

— Кто научил?!

— Жизнь, — туманно ответил царевич.

— В чьем лице?

— Ну, поехало!.. Мне вроде как уже двадцать два года!

— А мне на пару с твоим отцом — сто три. И при этом ты утверждаешь, что знаешь больше нас. Кто просветил?

— Представляю, сколько я тогда должен знать, — пробормотал Кащей. По всему выходило, что прилично. — Ларриан, а что ты беспокоишься? Добрых людей у нас хватает. Или ты хочешь устроить с этим человеком дискуссию на лучшее знание языка при большом скоплении народа?

— Упаси боже! — отшатнулся советник. Тумбочка прибыла на конечную остановку.

— Хватит на эту тему болтать, — предложил Кащей. — Наши четвероногие друзья уже позабыли, что хотели нас убить. Видите, они слушают?

— Как будто они всё понимают?

— Между прочим, очень даже похоже, что понимают, — сказал Кащей. — Это не простые волки, как я уже понял. Но кто они, пока еще не ясно.

— С ума сойти! — только и нашел что ответить царевич.

Советник промолчал.

Доминик развернул листки и осторожно выпрямил их по линиям сгиба, чтобы они не складывались во время чтения. Черные буковки не поблекли, но сама бумага местами пожелтела, вероятно, от попадавших на нее когда-то солнечных лучей. Усевшись на поставленную неподалеку от лестницы кровать, он перевернул первый, чистый от разумных надписей листок — на нем в основном кто-то писал всякую чушь, передал его советнику и прочитал надпись на втором листке:

— «Дневник М. Ф. Аникса».

На листке стояла дата начала записей, больше ничего не было. Передав и его советнику, Доминик увидел, что третий листок исписан мелким почерком, местами торопливым, местами почти каллиграфическим.

— Будете слушать? — поинтересовался он. — Или вам устроить краткий пересказ прочитанного, без подробностей?

— Лично я никуда не спешу, — сказал Кащей, заглядывая на второй этаж. Насупившиеся волки обмозговывали версии плана дальнейших действий. — Пока у нас гости, покинуть дом будет невежливо. И в принципе невозможно. Читай, а мы с Ларрианом охотно послушаем.

— М-да, — взгрустнул советник, — как быстро летит время! Раньше я читал ему сказки на ночь, а теперь он будет читать мне чужой дневник.

— Мой дневник нам не поможет! — возразил царевич.

— А у тебя есть свой дневник? — удивился советник. — Что-то я ни разу его не видел.

— Как это не видел? — в свою очередь удивился Доминик. — А кто исправлял мне двойки по математике на пятерки и писал почерком учителя «исправленному верить»?

— Вот оно и всплывает, — вкрадчиво сказал Кащей. — Тайное выходит на свет. Подделки, приписки… Чем вы еще незаконным занимались, не откроете секрет? Может, списывали домашнее задание у других царевичей, точнее, у решавших за них советников?

— Вот этого не было! — сказал царевич. — Это я всегда сам решал.

— Доминик, это не такой дневник, — сказал советник, — в твоем, окромя списка домашних заданий и оценок, сроду ничего не водилось.

— А больше и не надо! — Царевич поправил делающий попытки вернуться в сложенное состояние листок и объявил: — Поскольку воздержавшихся нет, я, пожалуй, начну читать вам эту сказку на ночь.

Советник протянул Кащею кружку с чаем.

— Валяй! — разрешил он.

И Доминик, отхлебнув из своей кружки, начал читать.

— Первая запись… — прочитал царевич. — Давно было.

— Не отвлекайся от текста! — попросил Ларриан. — По существу давай, если там есть, что по существу.

— А что для тебя означает термин «по существу»?

— Доминик, не зли меня — я ведь и подавиться могу! — честно предупредил советник, откусывая приличную часть от куска Еды — более-менее вкусной массы из неизвестных компонентов. По вкусу она отдаленно напоминала жареное мясо, но по внешнему виду Еда ничем не отличалась от обычного белого хлеба. На пакетике, выложенном Кащеем, так и было написано мелкими буквами: «ЕДА». Обобщающий термин, когда производитель и сам не знает, из чего именно он готовит продукты, но точно помнит, что ничего несъедобного среди десятков смешанных компонентов в составе нет.