…Только мама и ты. И весна на дворе.Воздух детства, звенящий, как спелый арбуз.Слово «Родина» – крепкое, точно орех —не распробуешь с первого раза на вкус.…Середина пути. И дождем осажденсерый город, дрейфующий в талой воде.Так бывает: годишься не там, где рожден…А бывает… и вовсе не годен нигде.…И трясешься в вагоне – судьбе ли назло? —Вот и дерево кроной глядит на восток. —Так подбитая птица встает на крыло,безнадежно ловя восходящий поток.…А тебе говорят: «Так ведь это – твой дом!» —ножевые слова – как удары серпа.Слово – крепкий орех, да вот только потом…от него остается одна скорлупа.…И царапаешь душу в густой трын-траве.Но с тобой пуповиной земли сплетены —вместо матери – крест, вместо Родины – двесовершенно чужих бесприютных страны…
Город ты мой единственный
Четное и нечетное – улицы арифметика.– Не говори мне лишнего, ведь все равно – не то! —В красном трамвае с рожками – шумные безбилетники.В зыбком морозном мареве – клетчатые пальто…– Как не поверить в лучшее, если в кармане – семечки,Город мой, отпечатанный в памяти навсегда —старой ушанкой кроличьей, булочкой трехкопеечной,струнными переборами, искрами в проводах…«Винный», «Пивной», «Закусочный», в меру обезображенныйпряным закатным соусом; кухонный шут и враль…– Город ты мой единственный, памятью приукрашенный,был ты таким «безбашенным» —выл в голове февраль…Хватит. Откуролесили. Впору бы образумиться…Время упругим яблоком катится в никуда.…Но за подкладкой Города, в тесном кармане улицыпрячется сумасбродная – только моя – звезда…Капли летят за шиворот. Ветром лицо исколото.Желтый фонарь качается. Мокрая тень дрожит…– Город ты мой единственный,ну, извини – какого тылешего бестолкового – стал мне таким чужим?Что остается? – Вымокшей тенью бродить по улицам,жадно курить и сплевывать в черные пасти луж.Город ты мой простуженный, что же ты так нахмурился?Сколько в тебе утоплено эдаких «мертвых» душ?