В костюме голой королевы

— Что-то, не перебивайте меня, — снова попросила Оля. — Так вот: возможно, убили Риту в кладовке, а на чердак, где мы нашли труп, привезли уже мертвой. На приватном лифте, он идеален для переездов вверх-вниз без остановок и нежелательных попутчиков! Похоже, как в случае с Варварой, правда? Вот об этом я и подумала.

— Я бы на твоем месте думал о другом, — откашлявшись, с повышением тона начал Громов. — Я бы на твоем месте думал о том, чтобы не ввязываться в истории с похищениями, ограблениями, убийствами и поисками пропавших животных!

— А где мой кот? — точно в тему, но крайне не вовремя громко спросила Варвара.

— Не исключено, что уже вернулся домой, — дипломатично ответил Бобров.

— А где мой дом?

— Я знаю где! Я покажу! — хитрюга Люсинда потянула Боброва за рукав, глазами показывая Максу на чету Громовых, дозревших до супружеской ссоры. — Давайте-давайте, пошли-поехали!

Бобров проявил понимание, Варвара не сопротивлялась, и кресло, направляемое сразу двумя усердными рикшами, быстро выкатилось из номера.

Дразняще звонко щелкнул язычок замка.

— Надеюсь, до нашего возвращения никто из них не овдовеет, — неуверенно сказала Люсинда, косясь на дверь и вслепую нащупывая кнопку вызова лифта.

«Сейчас прольется чья-то кровь!» — бодро, на адреналине, напророчил Олин внутренний голос.

— Я же о тебе беспокоюсь, идиотка! — потрясая кулаками, крикнул Громов.

Идиотка враждебно молчала, понимая, что вступать в дискуссию не в ее интересах.

Все женщины клана Романчиковых в совершенстве владели высоким искусством семейного скандала. Олина мама Галина Викторовна, передавая дочке эстафету от бабушек-прабабушек, еще в нежном девичестве наставляла ее:

— Если мужик твой орет — не перечь ему. Пусть прокричится, осипнет, захрипит, а тогда поднеси ему рюмочку или водицы, горло промочить, посмотри жалостливо, погладь по плечику и скажи: «Бедный ты мой, бедный…» И сразу же уходи в кухню кастрюльками греметь. Он, конечно, за тобой пойдет, еще бурчать будет, а ты опять молчи, молчи и вздыхай печально. И молча ему тарелку борща горячего — раз! И еще стопочку — два! А потом сядь напротив, щеку ладонью подопри и смотри на него, как собачка Муму на мерзавца Герасима — с любовью и прощением. И всякий раз, когда он что-то вякнуть соберется, заботливо спрашивай: «Может, сметанки? Поперчить? Посолить? А компотика хочешь?»

Оля с детства усвоила, что горячий борщ со сметанкой и компот — это как противоракетная оборона: лучшее средство защиты мира в семье.

К сожалению, в настоящий момент у нее не было под рукой кастрюли с наваристым умиротворителем, а предлагать Громову спиртное после его выпада про анонимных алкоголиков представлялось провокацией.

Таким образом, фамильный рецепт усмирения буйного супруга Ольга Пална могла использовать лишь частично — упорно отмалчиваясь.

А монолог разгневанного мужа затянулся и все еще сопровождался энергичными телодвижениями.

Последний выплеск разрушительной энергии принял на себя ни в чем не повинный столбик дорожного ограждения.

Рявкнув:

— И ты должна меня слушаться! — Громов бешено пнул пластмассовый конус, и тот кувырком полетел в дальний угол, чудом не зацепив элегантный торшер.

С глухим стуком упала набок прятавшаяся под конусом бутылка.

— Вот что это такое? — требовательно спросил Громов, вновь найдя, к чему придраться.

— Сказали же тебе — это вода, Люсинда принесла ее с балкона, — решив, что пора нарушить режим молчания, мягко ответила Оля, подарив супругу кроткий взгляд терпеливой любящей Му-му.

И тут же ее добрые ясные глаза подернулись влажной дымкой.

— Только не реви, — напрягся Громов.

— Я не реву.

— А почему глаза мокрые?

— Они не мокрые, они задумчивые…

— И о чем же они задумчивые?

Оля моргнула:

— С какого это балкона она принесла бутылку? У нас на балконе никаких бутылок нет и не было!

На лице ее отразилось невысказанное подозрение.

Отнюдь не кротко (мама была бы недовольна) отпихнув в сторону Громова, она вышла на террасу, перегнулась через перила и заглянула на соседний балкон.

— В чем дело? — озадачился Громов.

— Тут целая куча таких бутылок, — опасно наклоняясь над пропастью, сообщила ему Оля. — Вот кто настоящие алкоголики — наши соседи!

— Кто, эти мелкие воришки?

Оля замерла.

Не разгибаясь, повернулась и странно посмотрела на мужа.

— Это еще что за китайская дипломатия? — смутился он. — Не надо мне кланяться, распрямись, я и так тебя прощаю!

— Громов, — булькнула Оля, как та Муму. — А ведь Люсинда залезала к соседям!

— Это безобразие, — согласился Громов. — У тебя радикулит? Что со спиной?

— Со спиной у меня все хорошо, — ответила Оля и в подтверждение сказанного разогнулась. — У меня с головой плохо… Громов! А ведь наши соседи тоже думали, что к ним вхожа только горничная!

— И что?

— А то! Если бы у них из номера что-то пропало, к кому бы они были в претензии?

— Ну, к горничной, и что?

— А если бы горничная им на это сказала: «Я не бгала, я никогда ничего не бегу»?

— Ох, вашу мать!

— Вот именно! Сначала под подозрение в краже попала бы горничная, а потом — соседки из номера за перегородкой, которую не так уж трудно открыть! Кстати!