В кригере

— Старший лейтенант Федотов… рождения — двадцать пятого, уроженец Московской области, русский, комсомолец… Общее — десять классов, военное пехотное училище… Стаж на командных должностях в действующей армии… Командир взвода автоматчиков — четыре месяца… Командир взвода пешей разведки — девять месяцев… Командир разведроты дивизии — четыре месяца… Командир стрелковой роты — в Маньчжурии — один месяц… В плену и окружении со слов не был, на оккупированной территории не проживал… Со слов не судим, дисциплинарных и комсомольских взысканий якобы не имеет… Награжден четырьмя орденами, медаль «За отвагу» и другие… Ранения: три легких и одно тяжелое, контузии — две легких и одна тяжелая… Семейное — холост… Заключение от двадцать пятого сентября: годен к строевой службе без ограничений…

— Холост и годен без ограничений! — с явным удовлетворением повторил подполковник, протянув левую руку и забирая у капитана мою анкету. — Вот кому служить и служить — как медному котелку!

— Разрешите обратиться…

— Надо надеяться, что выпадением памяти, матки и прямой кишки не страдает и жалоб на здоровье нет… — перебив меня и ни к кому, собственно, не обращаясь, как бы рассуждая вслух, неторопливо и не без оттенка шутливости проговорят подполковник, просматривая мои анкетные данные.

— Так точно! — подтвердил я. — Разрешите доложить…

— Хорошая биография… — снова перебивая меня, заметил подполковник и, подняв голову, уточнил: — Перспективная!.. Есть соображение назначить вас командиром роты автоматчиков в прославленное трижды орденоносное соединение, приподнятым голосом значительно проговорил он. — Служить там — высокая честь для офицеров, и с таким боевым опытом, как у вас…

— Разрешите, товарищ подполковник… В мае месяце… в Германии я сдал предварительные экзамены в Академию имени Фрунзе, прошел собеседование и…

— Не тормозите!.. — вскинув страшную обгорелую голову и глядя на меня мрачно и, более того, с неприязнью, вдруг недовольно воскликнул или даже вскричал майор. — Вы что — фордыбачничать?.. Кар-роче!

Я в то время еще не знал значения глагола «фордыбачить» — майор почему-то произносил «фордыбачничать» — только сообразил, что это нечто недостойное офицера, однако не использовать казавшуюся мне столь реальной возможность поехать в академию в Москву я просто не мог.

— Прошел собеседование и двадцать второго мая приказом командующего семьдесят первой армии зачислен кандидатом в слушатели… — продолжал я, несколько сбитый недоброжелательным выкликом майора. — Я должен прибыть в академию!.. Меня там ждут…

— Вам сказано — кар-роче!!! — снова вскинув изуродованную голову, закричал майор возбужденно, с таким раздражением и неприязнью, что я осекся. — Вам объяснили, а вы опять?!!

— …У меня мама инвалид первой группы… нуждается в постоянном уходе, послышался за плащ-палатками в той половине кригера писклявый, совсем не офицерский, просительный голос очередного взводного. — Отец погиб, и она полностью одна… Понимаете — полностью! Прошу вас, товарищ капитан, душевно… по-человечески… Прошу оставить меня в Хабаровске или неподалеку от него, чтобы я мог…

— Вы здесь матерью не спекулируйте! — строго и недовольно зазвучал в той половине вагона окающий басовитый командный голос. — Вы не на базаре!.. О вашей мамочке райсобес позаботится — советская власть еще не кончилась!.. А ваша обязанность — не канючить здесь как майская роза и не шантажировать старших по званию чужой инвалидностью, а честно выполнять свой воинский долг!.. Лично вы годны к строевой службе без ограничений!.. Явитесь за предписанием завтра к пятнадцати ноль-ноль! Идите!..

В этот момент старшина, положивший на стол старшему лейтенанту документы очередных офицеров, взял у подполковника какую-то бумагу и, просматривая ее на ходу, поравнявшись со мной, вполголоса недовольно сказал, как в ухо дунул: «Не задерживайте!»

Позднее я сообразил, что в обеих половинах кригера это были отработанные в обращении уже с сотнями или тысячами офицеров безотказные конвейерные погонялки: резкое, отрывистое «Короче!», требовательное, приказное «Не задерживайте!» или «Не тормозите!», осаживающее, унизительное «Вы не на базаре!» и удивленно-возмущенное, наповал уличающее любого в тупости или наглости «Вам объяснили, а вы опять?!!». В нашей половине вагона подстегивали таким образом офицеров обгорелый майор — он делал это неприязненно, раздраженно и зло; капитан — сдержанно и устало, как бы по обязанности; и сухощавый старшина — строго и осуждающе, хотя ему-то по званию торопить нас, а тем более делать замечания не полагалось. Ни подполковник, ни разглядывавший в лупу наши документы старший лейтенант в этом участия не принимали, последний, как я заметил, расписывался или что-то помечал на анкетных листах, но за время моего нахождения в кригере, помнится, и слова не проронил.