В кровавой обертке (ЛП)

Таня Хафф В КРОВАВОЙ ОБЕРТКЕ

— Что скажешь об этом?

— О витрине?

— О платке!

Генри подошел поближе к витрине «Сокровищ Таиланда» и осмотрел шелковый платок цвета лайма, более или менее художественно драпирующий гору из папье-маше.

— Неплохо, — ответил он через мгновение, — но цвет не твой. Тебе больше бы пошел бирюзовый, — он махнул рукой на такой же платок, изображающий «небо».

— Это не для меня! — Тони Фостер пронзил своего спутника уничтожающим взглядом.

— Ах, значит, для Ли. В этом случае нужен более глубокий зеленый.

— Это для Вики!

— Вики? — Генри слегка нахмурился и обернулся, чтобы увидеть, как Тони смотрит на него с выражением недоверчивого ужаса.

— Ты не забыл. Не говори мне, что ты забыл. Ты должен был получить электронное письмо от Селуччи.

— Письма, — за последние несколько недель он получил целую серию сообщений от детектива-сержанта Майкла Селуччи. Все прямолинейные, как и сам детектив, и краткие почти до грубости. Каждое из них было прочитано и тут же удалено. — Про день рождения Вики.

— Верно. Ну, так, — Тони с облегчением кивнул на шарф, — что скажешь?

— Скажу, что ты слишком суетишься, — ответил Генри. — Это всего лишь день рождения.

Тони отошел на середину тротуара и посмотрел на незаконнорожденного сына Генриха VIII, бывшего герцога Ричмонд и Сомерсет, маршала Севера, а ныне вампира и писателя любовных романов, так, словно у того выросла вторая голова.

— Ты что, спятил?

Тони сделал большой глоток латте, осторожно поставил кружку на искусственно состаренную поверхность деревянного круглого стола в кафе, подался вперед и посмотрел Генри прямо в глаза. Не многие люди были на это способны, и он ни за что бы не посмел делать такое на регулярной основе, но сейчас ему необходимо было убедиться, что Генри понимает серьезность ситуации.

— Ей исполняется сорок.

— Она по сути бессмертна, — напомнил Генри, несмотря на провокацию смертного тщательно удерживая Охотника под маской.

— И что с того?

Генри развел руками:

— Бесконечное множество дней рождения.

— И что с того? — Тони воспользовался случаем отвести взгляд, не отступая, и закатил глаза. — Сорок лет ей исполняется впервые.

— И когда-нибудь, дай Бог, ей исполнится сто сорок, двести сорок…

— До тебя просто не доходит, так?

— Видимо, нет, — глотнув воды из своей бутылки, модерновый причудливый облик которой он ценил, поскольку тот позволял ему изображать общепринятое поведение (что немало значило для обитателя Ванкувера, не употребляющего ни кофеин, ни алкоголь). Генри изучил реакцию Тони и покачал головой. — Видимо, нет, — повторил он.

Ему было невероятно трудно поверить в то, что Вики Нельсон, первого ребенка, которого он создал за почти четыреста семьдесят лет, будет заботить нечто столь бессмысленное, как день рождения. Конечно, до обращения она была определенно таким человеком: волевой, упрямой, целеустремленной как терьер… Нет, не терьер. Терьер — это нечто мелкое и истерично тявкающее, а в Вики не было ничего подобного. Пожалуй, питбуль. Агрессивный, да, но скорее диковатый и страдающий от непонимания. Он усмехнулся при мысли о тех, кто попытался бы надеть на Вики Нельсон намордник.

— Что? Ты сейчас улыбаешься одной из своих «я такой умный» улыбок, — произнес Тони, и мысли Генри вернулись в кафе. — Придумал что-то, чем можно ее впечатлить?

Лучше не упоминать про намордник. Торонто и Вики находились на расстоянии трех тысяч с лишним миль, но при мысли поехать туда его мороз по коже пробирал с такой силой, как никогда за последние четыре века.

— Мы знакомы много лет, и я ни разу не дарил ей подарков на день рождения.

— Сорок лет, Генри.

— И чем сорок отличаются от тридцати девяти?

Тони вздохнул:

— Генри, ты пишешь любовные романы. Я поверить не могу, что ты так мало знаешь о женщинах!

— Ни одна женщина в моих книгах никогда даже не приближалась к сорокалетию.

Можно почти не покупать продукты, но ему все равно приходилось оплачивать кондоминиум и автомобильную страховку, а книги с героинями среднего возраста плохо продавались.

— Ага, а как же твои поклонницы?

Его поклонницы по переписке определенно были ближе к среднему возрасту. Но поскольку они считали его тридцатипятилетней рыжеволосой женщиной по имени Элизабет Фицрой, он отклонял все приглашения на конвенты.

— Мы не то чтобы много разговариваем, Тони.

— А стоило бы. Смотри, — он оперся о столешницу локтями и наклонился вперед, — сорокалетие для женщин очень важно. Это возраст, в котором они либо должны перестать притворяться, либо начать притворяться гораздо сильнее.

— Притворяться кем?

— Молодыми, Генри.

— Вики будет молодой вечно.