В круге света

Когда человек тебе исповедуется, то о грехах его быстро забываешь, и не помнятся они тебе, и на душе ничего не остаётся. А вот, когда приходит человек не с исповедью, а с такой бедой, то ложится она на твои плечи и самого пригибает к земле. Вроде чужое горе, чужая беда, чужая проблема, а плачешь о человеке. И становится, ещё пять минут назад, он, сторонний тебе, близким, а его страдания — твоими страданиями.

Но для священника сопереживания не главное, главное — помочь. Научить молиться, постараться вложить в сердце человека надежду, утешить и убедить не отчаиваться. Для этой женщины, как и для её мужа, наступил момент истины. Адам её предал, но как она поступит в таких обстоятельствах, сможет ли остаться человеком и подняться на высоту? А что в её случае есть высота? Не поддаваться отчаянию, не проклинать и простить?

Две судьбы, так и не слившиеся воедино. Ева пришла в храм, а раз пришла и стала молиться, то опыт мне подсказывает — не пропадёт человек. Бог поможет устоять и не упасть, а постаревший Адам, вроде и на коне, и с деньгами, свободный жених, мчит в другую страну в надежде на счастливую старость. Бедный Адам, где скроешься ты от Господа? В палестинских песках? В русских лесах было бы поваднее.

У каждого свой путь на небеса, сколько людей, столько и путей. А суд наступает, кстати говоря, ещё здесь на земле.

Давно это было. Однажды служил в будний день литургию, после которой должен был идти на требы. Не помню, что уж и кому обещал, но то, что ждали меня к двенадцати тридцати, это я на всю жизнь запомнил. И, вот, закончил службу, потребил дары, разоблачаюсь. В голове только одна мысль, как успеть к людям к точно назначенному сроку. Дело в том, что по натуре я человек обязательный и не терплю опаздывать. — Так, каким временем я располагаю? Где мои часы? И алтарник ушёл, спросить неукого. Да хорошо бы, ещё в трапезную забежать, чего-нибудь перекусить.

Обращаешь внимание, как по-разному относятся люди к приглашённому в их дом священнику. Для кого-то это целое событие, хозяева готовится загодя, наводят в доме порядок, накрывают на стол, и даже за бутылочкой сбегают. А кто-то смотрит на тебя, словно на сантехника. Пришёл дядя Вася, подвели его к унитазу, поколдуй, дядя Вася, чего-то там не проходит. Так и тебе, посмотри, батюшка, загадили мы здесь всё вокруг, совсем жизни не стало. Ты поколдуй, а мы пока своими делами займёмся. Ни о каком столе никто и не заикается, какой может быть стол для ассенизатора?

Понятно, что не в столе дело, порой такие хозяева гостеприимные попадутся, что и не знаешь как уйти. — Батюшка, покушайте, специально для вас готовили. А если это твой третий за день обед? И отказаться невозможно, людей обидишь. Не каждый же день к ним домой священник наведывается. — Батюшка, а добавочки? Что, неужели не понравилось? — на лице хозяйки катастрофа. — Понравилось, понравилось, но по поводу добавочки, уж пожалейте, родненькие, Христа ради.

Как-то в самом начале петрова поста освящал квартиру. Хозяйка женщина от церкви далёкая, потому и приготовилась угощать батюшку курочкой. Ничего так себе курочка, на вид аппетитная. — Батюшка, уж не побрезгуйте, специально для вас старалась. Сперва думала импортную взять, но потом решила, что наша повкуснее будет. Всё утро бегала, выбирала, уж покушайте.

И что бы вы стали делать на моём месте? С одной стороны, конечно, пост, а с другой — хозяйка, что целый день ломает голову, чем бы тебя угостить. А ты начнёшь: — Нет, нет, курочку вашу, матушка, ешьте сами, мы постимся, — и убьёшь человека отказом. Ладно, ведь по душевной простоте предлагает. Ем, действительно вкусная, хотя на душе и кошки скребут. Хозяйка смотрит на меня с облегчением: — А мне говорили, что напрасно ты курицу готовишь, ведь пост, батюшка всё одно её есть не станет. Правильно — правильно, батюшка, постных дней ещё много будет, а пока никто не видит, можно и нарушить.

Но в массе своей, приглашая тебя домой, никто особенно не готовится, просто и в голову такое не приходит, хотя, как ни крути, а приход в дом священника — дело экстраординарное.

Так вот, разоблачаюсь, гадаю, кушать в трапезной или там придётся за стол садиться? — Батюшка, — слышу голос кого-то из певчих. Оборачиваюсь, в алтарь просунулась девичья головка: — Вас здесь мужчина какой-то спрашивает. Вы не могли бы выйти? Продолжая раскручивать длинные тесёмки на рукавах подризника, выхожу на левый клирос. В голове мысль: — Всё-таки, кто мне скажет, который сейчас час?

На клиросе уже никого из певчих, только один незнакомый мне мужчина. Одет по-летнему, в рубашку с короткими рукавами. Смотрю на него, он — на меня. Потом, всё так же, молча, он достаёт из-за спины здоровенный нож, с лезвием сантиметров в сорок. Я всё потом голову ломал, где можно было прятать такой меч. Мысль: — Как хорошо, что я причастился.