– Ну, дорогой, нечего тебе слоняться без дела. Я понимаю, это не бог весть какая работа, однако тысячи ужасно милых людей так и рвутся ее получить, и потом, это всего на несколько недель, пока идет выставка… – Изабель не ожидала, что будет так трудно найти дюжину рыцарей, готовых гарцевать на сцене вокруг ее башни. – Вот, например, Эрл Андерсон согласился, знаешь его? Он довольно знаменитый актер… ну не то чтобы знаменитый, но о нем многие слышали. Сейчас он, как говорится, не занят. Глупо, кстати, говорится: эти актеры постоянно заняты, бегают как безумные, подлизываются ко всем, чтобы попасть на прослушивание…
Брайану Бриану было лет тридцать девять или сорок. Невысокий, с широкими плечами, квадратным улыбчивым лицом и поразительными глазами – голубыми-голубыми, – он всегда носил длинный развевающийся макинтош и весь светился жизненной силой. Он не проявил большого интереса к беготне Эрла Андерсона в период незанятости, однако заметил небрежно:
– Кажется, я о нем слышал.
– Ну, вообще-то, ты должен был о нем слышать – из-за Перпетуи. Она живет с ним… ну или гуляет с ним, что, в общем-то, одно и то же… с тех пор, как Джонни Вайз сам себя укокошил. – Изабель, вся такая мягкая, круглая и будто светящаяся золотом, взглянула на него испытующе, свернувшись клубочком на линялом диване. – Наверное, ты думаешь, это странно со стороны Перпетуи?
Он пожал плечами:
– Я вообще об этом не думаю. – На английском Двойной Брайан говорил довольно свободно, хотя и с сильным акцентом. Он сменил тему, перейдя к более насущным заботам: – А чем занят в шоу этот Андерсон, если роль подходит и мне?
– Участвует в представлении, дорогой, – оживилась Изабель. – Выезжает на лошади. Ничего особенного, но все-таки четыре фунта в неделю за десятиминутную работу дважды в день. А лошади – всего лишь старые цирковые пони, приученные ходить кругами по арене. Уметь скакать не обязательно. Эрл не умеет абсолютно!
Брайан провел в седле чуть ли не две трети своей жизни. Он насмешливо поклонился ей – правда, ирония жеста совершенно от нее ускользнула – и обронил:
– Какое облегчение.
– В общем, я скажу Сладкому Папочке, чтобы он записал тебя в рыцари. Ты же знаешь старину Эдгара Порта, режиссера представления? Не знаю, зачем он за это взялся, ведь у него денег куры не клюют.
– Из любви к прекрасной даме? – смеясь, предположил Брайан.
– Не удивилась бы, – сказала Изабель, тоже смеясь. – Короче, я представила его менеджеру выставочных шоу, моему давнему знакомому, и они обо всем договорились. Не представляю, что может Эдгар знать о режиссуре спектаклей, но, полагаю, он научился устраивать шоу с хождением по горящим углям – или что они там делают в своем Малайски.
– В Малайе, – машинально поправил Двойной Брайан. – И уверяю тебя, Эдгар Порт не устраивал там хождений по углям. Он был большой человек в Малайе. Очень важный!
Брайан надул щеки и выпятил живот, удивительно похоже изображая мистера Порта в его самом важном виде.
– Ах да, постоянно забываю, что вы с ним там были знакомы.
– Я не был там с ним знаком. Сколько раз тебе повторять, что мой дом на Суматре? Джонни Вайза, так уж случилось, я знал, однако мистера Порта никогда и в глаза не видел, пока ты нас не познакомила. Он жил в Британской Малайе. Я – на Голландской Суматре.
– Ох, да все равно вы оба англоиндийцы! – нетерпеливо бросила Изабель. Она встала с дивана, потянулась, демонстрируя груди и бедра, и, поскольку Двойной Брайан остался невозмутим, без сожаления предложила поехать в Элизиум-холл и посмотреть, как проходит подготовка к выставке «Дома для Героев».
– Там сейчас Чарити Эксмут, она занимается декором… или как это называют в театрах?.. А я смогу показать тебе, что за спектакль мы готовим. К тому же Чарити должна мне двадцать фунтов комиссионных за то, что я устроила ее на эту работу, и я хочу сегодня выжать из нее хотя бы часть…
Огромная раковина Элизиум-холла постепенно превращалась в небольшой городок из макетов домов, достойных Героев Англии (которые тем временем ютились у своих недовольных родственников и целыми днями обивали пороги всевозможных учреждений, уверяя, что им подойдет что угодно, жена уже тоже теперь непривередлива…). Сверкая белым пластиком, тесными рядами стояли псевдотюдоровские коттеджи, состоящие из полностью оснащенных электричеством квартирок; одна такая ячейка, оторванная от родительского улья, стояла отдельно, блистая новизной и поспешно наведенным уютом. Вдоль проходов выстроились шеренги благоустроенных ванных комнат, а также шеренги кранов и душей, отделенных от ванных комнат, и шеренги одиноких ванн, стоящих, как печальные белые пудели, выставленные под дождь. Молоденькие девушки в тесных коротких юбках и со сложными прическами зубрили рекламные тексты о товарах, которых они прежде не видели, да и теперь не мечтали когда-нибудь сами купить. Разгоряченные производители товаров бегали тут и там, крича с надрывом:
– Не сетка для волос, а сеточка, се-точ-ка! Я говорил тебе тысячу раз…
И молоденькие девушки, на миг позабыв о заученном произношении и манерах, сердито восклицали: