В кругу семьи. Смерть Иезавели

Ну, что за чудный ребенок! Живая пышечка в присборенном платьице с серьезным видом кружилась в танце, махая пухлыми розовыми ручками. Мягкие завитки волос разлетались в стороны, окружая головку золотым нимбом. Неуверенными шажками она совершала круги под музыку, которую пятьдесят лет назад так любила ее прабабка. Босые ножки ее не слушались, она спотыкалась и в конце концов приземлилась на круглую розовую попку, с удивлением озираясь вокруг. Рядом тут же оказалась Пета и, встав на колени, воскликнула:

– Ах ты, мое сокровище! Так красиво, так замечательно танцевала!

– Мы еще сделаем из нее балерину, – растроганно произнес сэр Ричард.

– Да, а вот с нами у тебя ничего не вышло, дорогой! О, эти ужасные занятия с мадам как-там-ее! Ты помнишь, Клэр?

– У нас были все нужные качества – у каждого по одному. Пета была гибкая и изящная, но с длинными ногами, как у жеребенка, а я была маленькая и хрупкая, но несгибаемая, как палка. Боюсь, дорогой, что от Серафиты твоим внучкам не досталось ничего!

– Ты унаследовала ее крошечные ножки, Клэр, – заметил Эдвард. – У нашей Клэр такие же маленькие ножки, как у бабушки Серафиты.

Ему изрядно надоели все эти ахи вокруг ребенка и поклонение предкам – пора было переключить внимание родственников на собственную персону и свои недомогания. Вспомнив слова психиатра об отголосках незаконнорожденности, которые угнетали его психику, он саркастически уточнил:

– Я хотел сказать, у вашей бабушки Серафиты.

И зашагал в дом.

Белла со страдальческим видом хотела последовать за ним.

– Ну вот, опять вы его расстроили!

Кузены шумно запротестовали.

– Ну как вам это понравится!

– Мы его расстроили!

– Да никто и слова ему не сказал!

– Право, Белла…

Долгая панихида по Серафите выбила Беллу из колеи. Опустившись на стул, она со слезами в голосе заявила, что им с бедным Эдвардом вечно напоминают об их двусмысленном положении в Свонсуотере…

Все расхохотались.

– Что за вздор, Белла, дорогая! Ты прекрасно знаешь, что твое положение здесь самое прочное! – поспешила заверить ее Пета. – Оно всегда сообщало особый шарм нашему семейству, накладывало некую тайную печать, а сейчас у тебя и вовсе статус порядочной замужней женщины, дорогая!

– И твое очарование от этого много потеряло, Белла, – засмеялся Филип. – Ты вносила в нашу жизнь романтику. Создавала атмосферу беспутных девяностых, что нам всегда очень нравилось…

– В нашей памяти дед всегда был неотделим от шампанского и пробок, летящих в потолок…

– И от газового света…

– Мы представляли, как оно тонкой золотой струей льется в атласную туфельку…

Сэр Ричард помрачнел. Он никогда не пил шампанское из женской обуви, а если бы захотел, то это могли быть только туфельки Серафиты… Белла тихо сидела в Ярмуте, в своем игрушечном домике с кисейными занавесками, горшками с геранями и парой лохматых собачонок… а в это время Серафита, его жена, смеялась, блистала, переливаясь всеми красками, и вместе с ним предавалась роскошным увеселениям, подчас даже с некоторым оттенком греховности. И именно сегодня они пытаются лишить ее этого блеска и возвести на трон королевы гламура пухлую скучную Беллу с ее претензиями на «образованность».

– Дед, расскажи нам об этом – а туфелька не промокала насквозь? А шампанское не меняло в ней свой вкус? Это правда, что туфельки артисток продавались не парами, а по три, чтобы из одной пить шампанское?

Тем временем Эдвард, всеми забытый, бродил в холле в надежде, что кто-нибудь последует за ним, чтобы утешить. Наконец через открытую дверь он заметил, как кто-то входит в ворота, и, предвкушая, как расскажет новому гостю о своих недугах, пошел по дорожке ему навстречу.

– Привет, Стивен. Ты как раз во время. Белла говорила, ты придешь к обеду.

– Привет, Эдвард. Как дела?

Они вместе зашагали к дому. Стивен, невысокий и стройный, выглядел несколько неряшливо, поскольку всегда очень небрежно одевался. Его волосы, безжалостно зачесанные назад, растрепались, пока он шел из деревни, и темным золотом упали на лоб.

– Вся семья уже в сборе? – поинтересовался он. – Твой кузен Филип тоже здесь? Со своим знаменитым ребенком? – И с нарочитой небрежностью добавил: – А Пета? Тоже приехала?

– Да, все уже здесь, и Клэр, и Элен. Знаешь, Стивен, я вчера был в Лондоне, один, у нового психиатра Гартмана. Он сказал, что дела мои плохи. Ну, то есть я в любую минуту могу отключиться, и даже на несколько часов, и не сознавать, что делаю.

– А что же ты можешь делать в отключке? – резонно заметил Стивен.

– Нет, это не значит, что я потеряю сознание. Просто впаду в транс, это называется прострацией, и могу ходить, говорить, что-то делать, и никто даже не догадается, что со мной что-то не так, а просто потом я ничего не буду помнить.

– Этот психиатр считает, что такие припадки у тебя уже были или они только возможны?

В душе Эдвард был уверен, что ничего подобного с ним не происходило и никогда не произойдет.

– Вся штука в том, что я даже не буду об этом знать. Как я догадаюсь? Никто ничего не заметит и даже не будет знать, что я не помню, что делал.

– Очень интересно, – заметил Стивен.