И вот уже растаяли габаритные огни умчавшейся машины, разорвав последнюю связь с долгой дорогой из дома. Я на месте, вот только, где это место. Перейдя шоссе, подошел к распахнутым ажурным воротам, гостеприимно приглашающим войти и подняться куда-то вверх по широким ступеням бесконечной лестницы. Одолев половину, огляделся – чернильная мгла в полнеба, и лишь справа, откуда приехал, раскинулось многоцветие огоньков морского порта. Вот оно, невидимое море, прямо передо мной, и я впервые на его берегу! Я чувствую твое присутствие, настоящее живое море! Ну, здравствуй!
Одолев последний лестничный марш, обнаружил тусклый огонек у входа в длинное трехэтажное здание, фасадом обращенное к морю. Стеклянные двери оказались запертыми, а за ними ничего не проглядывалось. Вывески не было, но интуитивно понял, что это и есть мой санаторий.
Покрутившись у дверей, обнаружил несколько садовых лавочек, уютно разместившихся под низкими кронами густых деревьев. Присев на одну из них, не заметил, как уснул.
Проснулся от стука и истошных криков:
– Шляются тут по ночам! Спать не дают! Распорядок нарушают! Вот напишу на вас! – сердито выговаривала пожилая женщина в белом халате, отчаянно гремевшая неподдающейся стеклянной дверью.
– Да мы случайно попали на двухсерийный сеанс. Вот только кончился, – негромко оправдывалась скромная молодая парочка, – Вы уж нас простите за беспокойство. Не пишите, пожалуйста, – уговаривали они цербера.
“Концлагерь какой-то, а не санаторий”, – подхватился с лавочки и спешно направился к людям, пока не исчезли за непроницаемой дверью.
– Еще один! – заметив меня, сходу переключилась сердитая тетка, – А ты из какой комнаты?
– Я не из комнаты, а с ленинградского поезда. Только что приехал.
– Давай путевку, – смягчилась дежурная.
– Я не к вам, а к Стаскевичам. Может, подскажете, как их найти?
– А ты кем им приходишься? Что встали? Идите уже! – отпустила опоздавших любопытная тетка.
– Троюродным дедом, – вызвал взрыв смеха не успевшей уйти парочки.
– Шутки шутишь? Молодой еще со мной шутить! – обиделась привратница, – Вот не скажу, и будешь куковать на лавочке до утра.
– Да лучше на лавочке, чем в вашем концлагере, – снова рассмешил молодежь.
– Иди вон по той дорожке, не сворачивай. Прямо в них упрешься. Ишь, что придумал, концлагерь. Нечего по ночам шляться, дедушка, – под занавес рассмешила дежурная.
– Спасибо! Спокойной ночи! – крикнул всем разом и отправился в указанном направлении.
И снова чернильная мгла. Ощупывая утоптанную дорожку ногами, медленно двинулся к цели. Десять минут ходьбы, и показался маячок – свет электрической лампочки. Еще пять минут, и оказался у жилых построек, наполовину скрытых плотной живой изгородью. Отыскав калитку, услышал грозное рычание “охранника”, уже поджидавшего меня на месте.
– Кто здесь?! – вдруг громко спросил кто-то невидимый.
– Стаскевичи здесь живут?! – уточнил на всякий случай.
– Здесь-здесь! Заходи, Толик!
– А собака?!
– Заходи! Она не тронет!
Войдя в калитку, обомлел: дружелюбно помахивая хвостом, меня принялся обнюхивать громадный волкодав.
– Место, Серёжа! Дай людыни пройти! – скомандовал псу крупный мужчина, сидевший в одних плавках на койке, стоявшей посреди двора.
Обиженно вякнув, волкодав Серёжа неспешно удалился к своей будке.
– Ну, как доехал? – поднялся с койки отец Толика Беленького.
– Да вот, поезд часа на два опоздал. Здравствуйте, Василий Георгиевич. Простите за беспокойство.
– Здорово, сынку. Та какое там беспокойство. Йисты хочешь, чи як?
– Чи як. Спать хочу, – соврал ему, не желая беспокоить хозяев.
– Тоди ходь до хаты. Там усэ готово. Лягай до утра. А я тут люблю, на двори, з Серёжою, – улегся он на свое ложе.
Проснулся от истерических криков голосистого петуха. В комнате было светло, и я огляделся. Типичная украинская хатка, как у бабушки в деревне. Хотелось спать, но еще больше есть. Оделся и вышел на двор.
На месте койки уже стоял накрытый стол, а рядом у летней печки суетилась хозяйка – мама Толика Беленького. Глухо буркнул и поднялся у своей будки Серёжа, поглядывая то на меня, то на хозяйку.
– Свои, Серёжа! – успокоила та пса, – Доброе утро, Толик. Умойся там и давай за стол. Мабуть йисты хочешь.
– Доброе утро, Галина Матвеевна. А почему Серёжа? – кивнул в сторону волкодава.
– Та так. Серёжа и Серёжа. Ни Бобиком же звать таку гарну псину. Вумный! Як наш булгахтер Серёжа. Ну, йды, умывайся, сынку.
Появился хозяин, и всех тут же пригласили за стол, а после плотного завтрака пошли расспросы. Родителей, конечно же, интересовали дела сына, и я часа два отвечал на их вопросы обо всем на свете.
– Ладно, мать, мы пошли, – поднялся, наконец, хозяин, – Заходи к нам, Толик, не забывай стариков, – пригласил он на будущее.
Сходил в хату за чемоданчиком, и мы отправились в санаторий. Днем дорога показалась не столь необычной – чахлые деревца с пожухлой листвой, мелкий кустарник с мелкими листочками, полусухая трава в колючках, – словом, всё, как и повсюду в степных районах Украины. Ни пальм тебе, ни зарослей бамбука. В общем, морем, в моем представлении, здесь и не пахло.