В крымском подполье

Машина проехала мимо нас и скрылась. Сидевшие в ней немцы не обратили на нас внимания. Это еще раз убедило меня в том, что замаскированы мы хорошо.

Мы присели на крыльце крайнего домика, положив мешки на землю. Из дома вышла пожилая женщина.

— Здорово, хозяйка! — приветливо сказал Гриша.

— Здравствуй, касатик. Будто знакомый?

— Забыла? В городе у сапожника встречались.

— Теперь помню. Подметку он тебе подбивал.

— Вот, вот. А мужик-то где?

— Придет сейчас.

— Как живете? — спросила Женя.

— Ох, родные мои, плохо! Машину-то видели? Сам комендант приехал и объявил, что всех жителей будут куда-то вывозить из села.

— Почему?

Женщина нагнулась к нам:

— Красные, говорят, к Перекопу подходят, — прошептала она. — Немцы боятся. Утром лошадей со всей упряжью забрали. Говорят, народ вывозить.

— Вот как! — изумился Гриша. — Ну, и что ж вы думаете?

— Известно что: кому охота из родного дома уходить!

Я спросил:

— А кого они повезли в машине?

— Это семейство старосты, полицейского и других, кто оставаться боится.

— А вы не боитесь?

— У меня два сына в Красной Армии. Чего нам от своих детей бежать!

Гриша засмеялся:

— Это правильно, мамаша. Дай-ка водички, пить хочется.

Через раскрытую дверь видна была груда спелых помидоров, лежавших в сенях, на полу. Давно мне не приходилось их пробовать. Я вошел в сени вслед за хозяйкой и попросил продать мне немного.

— Чего продавать-то! — Она искоса оглядывала меня. — Кушай на здоровье. Чай, они у нас не купленные.

Она подала мне соль, кусок хлеба. Я с жадностью начал уплетать сочные, яркокрасные помидоры, а несколько штук положил в карман для своих спутников. Хозяйка молча поглядывала на меня, забрала кружку, ведро с водой и пошла поить Гришу.

Скоро пришел и хозяин, мужчина лет пятидесяти, плотный, сумрачный, обросший бородой. Он сразу узнал Гришу и Женю. Начал осторожно говорить о положении в селе. Народ с немцами ехать не хочет. Ушли бы в лес, да как семью бросишь?

— Придем в город, узнаем, что там делается. На обратном пути скажем, — уходя, пообещал Гриша.

За деревней Женя, лукаво улыбаясь, спросила меня:

— Что вы там с помидорами натворили?

— А в чем дело? — Я не понял ее вопроса. — Я просто обрадовался, что увидел помидоры, с удовольствием поел их и вам захватил.

Женя и Гриша расхохотались.

— Что тут смешного?

— А вы знаете, что получилось? — сказала Женя. — Хозяйка принесла нам воды и говорит: «Что это за крестьянин, ваш старик? Сам в деревне живет, а меня просит помидоров продать. Накинулся на них, будто сто лет их не едал». Я сказала ей, что старик с причудами, просто из ума выжил.

Тут только я понял свою оплошность. Вспомнил, как в Керчи я не учел наблюдательности Клавы, и мне стало очень неловко перед моими молодыми друзьями.

По дороге мы нагнали пожилого крестьянина. Он вел на поводу хромую лошадь.

Мы присоединились к нему, чтобы больше походить на местных жителей. Мужчина оказался словоохотливым. Осторожно, но очень ясно выражал он свое недовольство немцами.

— Конечно, — поддакивала Женя, — зачем нам с немцами уходить, хозяйство разорять.

— Если бы дорогу в лес знали, — сказал крестьянин, вопросительно посматривая на нас, — кое-кто ушел бы.

— А разве партизаны еще есть? — спросил Гриша. — Говорят, что всех уничтожили.

— Брешут! — ответил тот. — У меня румыны стоят в доме. Как в лес итти, в штаны напускают. А полицаи только о партизанах и говорят! Недавно в одной деревне старосту убили и надпись приклеили: «То же будет с каждым предателем». Не мешало бы и нашего убрать: сука первейшая!

— Раз он такой, — заметил Гриша, — сами бы с ним рассчитались. Вас много, а он один.

— Нельзя самим-то. Немцы узнают, всех постреляют.

— А я знаю такой случаи, — сказал Гриша. — В одной деревне был староста, похожий на вашего. Вдруг пропал. Никто не, знает, куда он девался. Приехали немцы, начали следствие. А мужики говорят — сбежал куда-то, в последнее время у него, мол, только и разговор был: «Не хочу служить немцам!»

— Может быть, он и вправду сбежал? — спросил крестьянин.

— А кто его знает! Немцы потолкались, потолкались и ушли ни с чем. Так и не нашли старосту.

— Понятно, — протянул крестьянин задумчиво. — Там, значит, народ дружный.

Мы подошли к Симферополю со стороны Красной горки.

Попрощавшись с нами, крестьянин свернул на узенькую безлюдную тропинку и побрел дальше.

— Где наша квартира? — спросил я у Гриши.

— Здесь недалеко, на краю города.

Тут я рассказал Грише и Жене, что в связи с предстоящей работой я в лесу маскировался. Теперь меня нужно звать не Василием Ивановичем, а Иваном Андреевичем и по возвращении в лес пустить слух, что я убит при выполнении задания.

Мы решили послать Женю вперед. Если на конспиративной квартире все благополучно, пусть выйдет к воротам кто-нибудь из хозяев дома. Если там неблагополучно, то мы пройдем к другому подпольщику. Женя передала нам свой пистолет, корзину, мешок и быстро зашагала вперед. Мы присели на траву у дороги. Я начал переобуваться. Гриша свернул цыгарку и закурил. Мимо нас пробегали машины и мотоциклы с немцами.

— Есть ли у немцев посты при входе в город? — спросил я.