В крымском подполье

Но однажды, вызванный к Филиппычу за получением литературы, он почему-то струсил и на глазах Филиппыча начал бросать в горящую печь листовки и газеты, приговаривая: «Это гроб, пусть горит!» Филиппыч насилу успокоил его, но все же «Валя» в тот раз с собой литературы не взял, и она осталась у Филиппыча.

С «Валей» я был связан непосредственно. Жена и сын его были тоже членами подпольной организации. Мне пришлось основательно с ним поговорить, и в дальнейшем ничего подобного с ним не случалось.

Газет и листовок на русском, немецком, румынском, татарском языках подпольный центр присылал достаточно и наши патриотические группы успешно распространяли их среди населения и в воинских частях. Но диверсанты были недовольны: нехватало взрывчатых веществ. Однажды «Муся» пришла ко мне очень огорченная:

— «Хрен» меня опять выругал: «Давайте больше мин!» Он прямо бесится от досады. Вот, прочитайте его письмо подпольному центру. Нет, я вам сама прочту. Может быть, и мне немножко легче станет, если вас поругает.

Из потайного кармана палью она вытащила свернутый вчетверо тонкий листок бумаги, исписанный мелкими печатными буквами, надела пенсне и начала с выражением читать:

«Здравствуйте, дорогие товарищи!

В сегодняшней моей записке я хочу немножко быть серьезным и буду ругаться.

Нашему коллективу для выполнения заданий, которые связаны с жизнью человека, абсолютно не нравится ваша работа. Люди желают наносить врагу удар такой, чтобы он был действительно ощутителен. Этого вы не даете делать. А вы обязаны при всех обстоятельствах сделать это. И я не хочу слушать, что вы не можете прислать мне достаточное количество мин, и таких, какие нам нужны. Я несколько раз просил взрыватели с трехчасовой дистанцией, но получил их всего два, и этот капсюль дал огромный успех, о котором я вам уже сообщил…»

— Это взрыв на станции Кара-Кият? — спросил я. Муся кивнула.

«…Последнюю партию из четырех мин я получил с взрывателями шестичасовой дистанции. Я такой работой крайне недоволен. Нам нужны капсюли трехчасовые. С малой дистанцией капсюль делает свое дело в нашем районе, и мы сможем дать точные сведения, что сделано. А с большой дистанцией капсюля эшелоны уходят далеко, и узнать что-нибудь очень трудно. У всех капсюлей время их действия указано неправильно.

Трехчасовые часто приходят в действие только через шесть. О шести — и двенадцатичасовых и говорить нечего.

Вот, дорогие мои товарищи, прошу обратить внимание на вышеизложенное. Если не будут удовлетворены наши требования, буду еще больше ругаться».

— Видите, как он пишет! — сердито сказала «Муся», передавая мне письмо. — Пошлите его в лес. Напишите сами Павлу Романовичу и посерьезней. Без мин я прямо боюсь показываться «Хрену» на глаза.

Мне было очень тяжело это слышать, но что я мог сделать, если из леса опять прислали только десять мин.

— Ну, все? — спросил я «Мусю». — Или еще от себя будете ругаться?

— Пока все. Послушаю, что вы мне скажете.

— Давайте оборудуем здесь свои минный завод.

— Мне не до шуток. Я придумала кое-что. Я пробочником просверлила отверстие вдоль шашки, вставила в него детонатор с запальником и эту шашку вместе с простой толовой запаковала в консервную коробку. Испытала мину на тридцати бочках бензина на нашей улице. Взрыв произошел. Все бочки сгорели и стенку двора основательно разрушило.

— Ну вот, видите, как хорошо!

— Тол-то у меня есть, нет только запальников. Но «Хрен» не хочет мин моего изобретения и требует магниток.

— Ну, ладно. Сегодня у вас день удачный. Получите пять мин.

— Мало, дайте хоть десять. Ну, хоть восемь.

Я засмеялся, — только «Муся» умела так торговаться.

— Вы хотите, чтобы другие диверсанты меня побили?

— Зажимаете вы нас, — улыбаясь, вздохнула «Муся».