В купе

И лишь утолив жажду, он поднялся и сел рядом с женщиной, тихо, осторожно поглаживая ее по низу живота и еще вздрагивающим бедрам. Некоторое время Лида лежала без движения, затем открыла глаза и, перегнувшись, достала ртом его уже опустившийся член. Двух мягких пожатий оказалось достаточно, чтобы привести его в прежнее состояние. Устроившись удобнее на узкой полке поезда, она коснулась губами головки фаллоса, поиграла с ним язычком, а затем, обхватив ртом, принялась играть с ним так, как считала нужным. Упоительны и нежны были ее действия, не удивительно, что уже через несколько минут Леонид почувствовал приближение сладостного мгновения и, не сопротивляясь ему, выплеснул ей в рот густую горячую жидкость.

Как сладкий сон пронеслись минуты близости, стрелка часов неумолимо стремилась к шести, проводница в коридоре объявила о скором прибытии в Мичуринск.

— Тебе выходить, — напомнила Лида и потянулась за халатом. Последний раз коснувшись ее губ, Леонид запечатлел на них целомудренный поцелуй и поднялся. Собирался он молча, к тому, что у них произошло, не нужны были комментарии.

— Мы увидимся когда-нибудь? — спросил он, останавливаясь у двери.

— Когда-нибудь? — повторила она равнодушно. — Лет через пять я стану старой и некрасивой, я буду тебе не нужна, как в общем-то и сейчас. Постарайся меня забыть. А я? Я уже ничего не помню.

— Это неправда, — покачал головой Ленька. — Ни ты меня, ни я тебя никогда не забудем. Все лучшее все равно остается в памяти, а с тобой мне было хорошо.

— Вот и отлично, — опять белозубо улыбнулась Лидия. — Может быть, ты единственный, кто будет вспоминать обо мне только хорошее.

Поезд остановился, заскрипев вагонами, что-либо добавить к сказанному Леонид уже не мог, вышел он, что называется по-английски, не прощаясь. Женщина осталась сидеть в купе, безразлично глядя в окно.

«Нy и хорошо, ну и ладно, — думал парень, шагая по перрону. — По крайней мере жалеть не о чем. А второй раз, второй раз так уже не будет, возможно, будет похоже, но все равно уже не то. И обаяние новизны уже пройдет, и ласки окажутся знакомыми, и даже волнующий запах ее тела изменится и будет раздражать. Тем-то она и хороша, что никогда уже больше не попадет в мои объятия, тем-то она и будет мне памятна, всегда».