Окраина стройки советской,фабричные красные трубы.Играли в душе моей детскойЕрёменко медные трубы.Ерёменко медные трубыв душе моей детской звучали.Навеки влюбленные, в клубемы с Ирою К. танцевали.Мы с Ирою К. танцевали,целуясь то в щеки, то в губы.Но сердце мое разрывалиЕрёменко медные трубы.И был я так молод, когда-тонадменно, то нежно, то грубо,то жалобно, то виновато…Ерёменко медные трубы!1999«Словно в бунинских лучших стихах, ты, рыдая…»
Словно в бунинских лучших стихах, ты, рыдая, ронялаиз волос — что там? — шпильки, хотела уйти навсегда.И пластинка играла, играла, играла, играла,и заело пластинку, и мне показалось тогда,что и время, возможно, должно соскочить со спиралии, наверно, размолвка должна продолжаться века.Но запела пластинка, и губы мои задрожали,словно в лучших стихах Огарева: прости дурака.1999«Включили новое кино…»
Включили новое кино,и началась иная пьянка,но все равно, но все равното там, то здесь звучит «Таганка».Что Ариосто или Дант!Я человек того покроя —я твой навеки арестанти все такое, все такое.1999«Где обрывается память, начинается…»
Кейсу Верхейлу
[68], с любовьюГде обрывается память, начинается старая фильма,играет старая музыка какую-то дребедень.Дождь прошел в парке отдыха, и не передать, как сильноблагоухает сирень в этот весенний день.Сесть на трамвай 10-й, выйти, пройти под аркойсталинской: все как было, было давным-давно.Здесь меня брали за руку, тут поднимали на руки,в открытом кинотеатре показывали кино.Про те же самые чувства показывало искусство,про этот самый парк отдыха, про мальчика на руках.И бесконечность прошлого, высвеченного тускло,очень мешает грядущему обрести размах.От ностальгии или сдуру и спьяну можноподняться превыше сосен, до самого неба наколесе обозренья, но понять невозможно:то ли войны еще не было, то ли была война.Всё в черно-белом цвете, ходят с мамами дети,плохой репродуктор что-то победоносно поет.Как долго я жил на свете, как переносил все этисердцебиенья, слезы, и даже наоборот.1999«Когда в подъездах закрывают двери…»