В кварталах дальних и печальных

Скажи-ка, эй, ты стал поэтом?
Ну, бабам голову вскружил.
Ну, Веневитинова, это,
забыл как звали, пережил.

Ну, пару книжек тиснул сдуру.

Давай умрем по счету «три».
Сижу без курева, Сашура,
жду в вытрезвителе зари.

Казалось что? Красивым взмахом

пера начертишь вещий знак,
и из того, что было прахом,
проклюнется священный злак.

Вот так-то, Саша. Мент в окошке

маячит, заслоняя свет.
Постылый прах в моей ладошке.
А злака не было и нет.

1998

«С плоской “Примой” в зубах…»

С плоской «Примой» в зубах: кому в бровь, кому в пах,
сквозь сиянье вгоняя во тьму.
Только я со шпаною ходил в дружбанах —
до сих пор не пойму, почему.
Я у Жени спрошу, я поеду к нему,
он влиятельным жуликом стал.
Через солнце Анталии вышел во тьму,
в небеса на «Рено» ускакал.
И ответит мне Женя, березы росток,
уронив на ладошку листок:
поменяйся тогда мы местами, браток,
ты со мною бы не был жесток.
Всем вручили по жизни, а нам — по судьбе,
словно сразу аванс и расчет.
Мы с тобой прокатились на А и на Б,
посмотрели, кто первым умрет.
Так ответит мне Женя, а я улыбнусь
и смахну с подбородка слезу.
На такси до родимых трущоб доберусь,
попрошу, чтобы ждали внизу.
Из подъезда немытого гляну на двор,
у окна на минуту замру.
Что-то слишком расширился мой кругозор,
а когда-то был равен двору.
Расплывайся в слезах и в бесформенный сплав
превращайся — любви и тоски.
Мне на плечи бросается век-волкодав,
я сжимаю от боли виски.
Приходите из тюрем, вставайте с могил,
возвращайтесь из наглой Москвы.
Я затем вас так крепко любил и любил,
чтобы заново ожили вы.
Чтобы каждый остался оправдан и чист,
чтобы ангелом сделался гад.
Под окном, как архангел, сигналит таксист.
Мне пора возвращаться назад.

1998

«Мимо больницы, кладбища, тюрьмы…»

Мимо больницы, кладбища, тюрьмы
пойду-пойду по самому по краю.
Прикуривая, спичку поломаю
на фоне ослепительной зимы.

Вот Родина. Моя, моя, моя.

Учителя, чему вы нас учили —
вдолбили смерть, а это не вдолбили,
простейшие основы бытия.

Пройду больницу, кладбище, тюрьму,

припомню, сколько сдал металлолома.
Скажи мне, что на Родине — я дома.
На веру я слова твои приму.

Пройду еще и загляну за край,

к уступу подойду как можно ближе.
Так подойди, не мучайся, иди же,
ступай смелей, my angel, don’t you cry.

1998

Дорогому Александру. Из села Бобрищево — размышления об