— Чего сидеть здесь будешь зря? — неожиданно улыбнулся старик. — Буря-то надолго разошлась, посмотри на небо! Пойдём в дом, там всё-таки лучше, чем в машине.
Поколебавшись пару секунд, Лёша решил принять предложение и выскочил из машины под дождь.
— Беги скорей в дом! — велел старик. — Беги, а то совсем промокнешь!
Послушавшись его, Лёша припустил к уже знакомому гостеприимному дому. Николай Петрович семенил сзади.
— Входи, входи, милок! — ласково улыбнулась ему Людмила Николаевна, греющая руки у печи. — У нас, конечно, не городская квартира, но всё-таки лучше, чем в машине-то сидеть! — почти в точности повторила она слова мужа. Лёша удивлённо дёрнул головой, поражаясь, как похожи эти старики.
— Скажите, а у вас телефон есть? — осенило вдруг Лёшу. Он же может отсюда позвонить и спросить про Наташу.
— А как же! Не каменный век всё-таки! — хихикнула Людмила Николаевна. — Да только не работает он сейчас, отключили ещё в прошлом месяце за неуплату. Дорогой, зараза! А мы и не жалуемся, кому нам звонить-то? Разве что скорую вызвать, так и от соседей позвонить можно!
— Жаль, — вздохнул Лёша, присаживаясь на диван у печи. Тепло огня приятно согревало, и парня начало снова клонить в сон.
— А что, срочно позвонить надо? — полюбопытствовала старуха. — Можно сбегать к соседям, если дождя не боишься, конечно.
— Да нет, подожду немного, — махнул рукой Лёша, всё же надеясь, что разыгравшаяся буря вскоре стихнет и ему удастся добраться до города.
Но время шло, стрелки часов бежали, а ветер по-прежнему ревел за окном, бросая на стекло колючие холодные капли. В доме царили тишина и уют. По-прежнему потрескивали в печке дрова, Николай Петрович сидел за столом и разгадывал кроссворд, Людмила Николаевна вязала, сидя в кресле, и вспоминала прошлое, получив, наконец, благодарного слушателя. Лёша же на самом деле забыл о времени, перед его глазами словно проносились далёкие и страшные военные годы.
— Знаешь, Алексей, всё-таки не все фашисты были такими уж извергами, были там и простые люди, которым не очень-то хотелось воевать и убивать, — рассказывала Людмила Николаевна. — Помню, однажды (маленькая я ещё совсем была) бежали мы с мамкой и братьями в лес из деревни, куда пришли немцы. Я бежала самой последней и отстала. В какой-то момент подняла голову — поле кругом, лес подступает, и никого рядом. А из деревни уже слышатся крики фашистов. Бросилась я к стогу сена, села рядом с ним и плачу, что делать, не знаю. Ребёнок же ещё совсем. Голоса слышны уже совсем близко, я, помнится, ещё подумала, что очень страшно умирать. И тут передо мной словно из-под земли вырос молодой такой мужчина, немец. Я смотрю на него, слова вымолвить не могу, а он о чём-то спрашивает, по-своему, по-немецки. А потом схватил меня, сеном закидал и велел молчать, приложив палец к губам. Я затихла. Когда немцы подошли, они о чём-то долго говорили, а потом стали удаляться голоса. А я всё лежу, пошевелиться боюсь. Наверное, прошло несколько минут, хотя мне показалось, часов, как подошёл ко мне опять этот немец, из сена вытащил, подмигнул и на лес указал. Я и бросилась бежать. Мама меня потом нашла, плакала очень, винила себя, что недоглядела. А потом всю жизнь за этого немца молилась. Говорила, живой ли, мёртвый ли, пусть ему везде хорошо будет. Вот так фашист спас русского ребёнка.
— Может и были такие, но это редкость, — встрял в разговор Николай Петрович. — А так фашисты они и есть фашисты. Я никогда не забуду тот ужас, когда они к деревне нашей подъезжали. Мы, совсем ещё дети, увидели их, бросились по домам, крича взрослым, что немцы идут. Мама как раз обед готовила, всё бросила, нас с братом подхватила и бежать кинулась через огороды. Осень была, днём тепло, мы раздетые гуляли, а ночи-то холодные. Так и сидели три дня в лесу, выйти боялись. Сыроежки искали и ели, дожди сильные шли. Как выжили — ума не приложу. Домой вернулись, а дома нашего нет, всю деревню сожгли фашисты проклятые. Мама на землю упала и плачет, а мы с братом стоим, не знаем, что делать. Пришлось в соседнее село перебираться, к бабушке с дедушкой, папиным родителям. Ох и не сладко нам там жилось!
— Уморили мы тебя своими рассказами? — улыбнулась Людмила Николаевна и, отложив вязание, достала из шкафа подушку и одеяло. — Спи, Алёшенька. Уж не обессудь, другой кровати, кроме этого диванчика, предложить тебе не можем, не обижайся.
— Спасибо вам за всё, — поблагодарил Лёша, проваливаясь в сон и напоследок подумав, что животные его остались некормлеными и о состоянии Наташи он так и не узнал.
А утро выдалось ослепительно красивым. Солнце светило на безоблачном небе, воробьи перескакивали с ветки на ветку, оглушительно поя свою незамысловатую песенку. О вчерашней буре напоминали только мокрые деревья да раскиданные вокруг, сорванные с тех же деревьев сухие ветки.