В лабиринтах памяти (СИ)

— Гораздо интереснее, что делаешь ты, моя лицемерная птичка, — цедит Элайджа, даже не помышляя ослабить захват на тонкой руке, — ты и не думаешь прощать меня, но это совсем не мешает тебе наслаждаться моими ласками во сне.

— Я вовсе не…

— О, Ева, мы миллион раз обсуждали тему вранья, и давно выяснили, что это совсем не твой конек, — щурит глаза вампир, скользя жадным взглядом по часто вздымающейся груди, — так что же я делал с тобой? Нежно любил, целовал твои грудки, ласкал между ножек или просто сорвал твои мокрые трусики и грубо трахал, так, как ты любишь, а, птичка?

Девушка молчит, кусая губы, и ее бездонные глаза расширяются, под пристальным тяжелым взглядом вампира, который не отрывается от пылающего девичьего лица.

— Только я не могу понять, зачем тебе довольствоваться лишь снами, — продолжает Майклсон, склоняясь совсем близко к припухшим губкам, — я бы и так исполнил любое твое желание. Тебе для этого даже не обязательно прощать меня, птичка, ведь я никогда не переставал любить тебя. И хотеть. О, я так безумно хочу тебя, Ева.

Несколько секунд Элайджа просто смотрит на задыхающуюся от возбуждения возлюбленную, жадно изучая прекрасные черты, прежде чем его губы властно накрывают приоткрытый ротик, сминая его в нетерпеливом поцелуе. Маленькие ладони упираются в мужскую грудь, пытаясь оттолкнуть, но вампир и не думает прекращать свои ласки. Одной рукой он сжимает тонкие запястья, заводя их Еве за голову, пока вторая рука едва ощутимо поглаживает выступающие из лифа округлости налитой груди.

Элайджа обводит языком контур пухлых губок, и на мгновение отстраняется от вожделенного рта, глядя в бездонные глаза.

— Я люблю тебя, птичка, — шепчет он, — и буду любить всегда, даже если ты никогда не сможешь меня простить. Я знаю, что все испортил и…

— Но я уже сделала это, — едва слышно выдыхает Ева, и ее глаза начинают блестеть от наполняющих их слез.

— Что сделала, любовь моя? — спрашивает вампир, обводя кончиками пальцев контур выступающих скул.

— Простила тебя.

Элайдже кажется, что время замерло, и тишина становится такой оглушительной, будто весь мир исчезает после сказанных Евой слов. Но девичьи губы, мягко касающиеся его рта мгновенно выводят мужчину из странного оцепенения, и смысл произнесенного любимой признания наконец доходит до Майклсона в полной мере. Он отвечает на нежный поцелуй, высвобождает удерживаемые запястья, и тонкие руки мгновенно обвивают его шею.

Ева мелко дрожит, прижимается к нему всем телом, и Элайджа на мгновение отрывается от пухлых губ, заглядывая в затуманенные желанием бездонные глаза.

— Может, все же расскажешь мне, чем мы занимались в твоем сне, птичка? — хрипло выговаривает он, не сводя тяжелого взгляда с пылающего лица, — что мне сделать с тобой, Ева?

— Просто возьми меня, Элайджа, — срывающимся голосом отвечает девушка, выгибая спинку, когда мужские ладони скользят по округлостям налитой груди, лаская ее напряженные вершинки через тонкое кружево лифа, — трахни меня, как ты хочешь…

— Я не уверен, что нам сейчас… так можно, птичка, — едва сдерживаясь, отзывается вампир, сжимая пальцами набухший сосок.

— Давина сказала, что можно, — срывается тихий шепот с девичьих губ, и щеки Евы становятся пунцовыми.

— И для чего же ты интересовалась подобным, моя маленькая распутница? — улыбается Элайджа, касаясь раскрасневшегося лица сгорающей от смущения возлюбленной.

— Она… сама сказала, — сбивчиво пытается оправдаться девушка, — я не спрашивала…

— Благослови бог мою невестку, — хрипло усмехается вампир, — не передумала, любовь моя? Готова отдаться мне?

Ева лишь часто кивает, прикусывая нижнюю губу.

— Тогда держись, маленькая птичка.

И мужские губы накрывают приоткрытый ротик, вовлекая девушку в жаркий поцелуй. Ева подается навстречу, отвечая, а Элайджа тем временем двумя быстрыми движениями срывает с нее лиф и влажные трусики, оставляя девушку полностью обнаженной. Он приподнимается над ней, скользя почерневшими от желания глазами по изящным ключицам, маленьким ягодкам затвердевших сосков, плоскому животику, точеным бедрам, которые Ева под его пристальным взглядом разводит в стороны, позволяя вампиру любоваться ее нежным телом.

— Я так соскучился по тебе, птичка, — шепчет Элайджа, скользя ладонями по тонким плечам, спускаясь к налитой груди, — тебе повезло, что ты беременна, Ева. Иначе я бы непременно отшлепал твою маленькую попку за то, что ее хозяйка так долго лишала меня того, что по праву принадлежит мне. Только мне, птичка.

И он склоняется к затвердевшей от возбуждения горошине соска, накрывая ее губами. Ева стонет, выгибает спинку, подается навстречу ласкам любимого, который переключается на вторую вершинку, мягко прикусывая ее зубами. Девушка дрожит, шире разводит точеные бедра, и Элайджа ведет дорожку влажных поцелуев вниз, проходясь по плоскому животику, пока его голова не оказывается между длинных девичьих ножек.