В лабиринтах развивающегося мозга. Шифры и коды нейропсихологии

Вместе с тем нормативный онтогенез, очевидно, характеризуется дрейфом целого ряда присвоенных извне социокультурных программ до «рефлекторного», инстинктивного уровня 1-го ФБМ. В свою очередь, его изначально неосознаваемые программы могут достичь такой степени произвольного регулирования (3-й ФБМ), что трансформируются, например, в теорию Фрейда или бытие святых.

Этот процесс всегда виден по тому, насколько в течение жизни «индивидуация» человека приводит его к полной гармонии с собой и миром. Но зачастую он проявляется, напротив, в самом неприглядном и/или патологическом ракурсе. Все формы отклоняющегося поведения (от субнормативных до клинических) – суть преобразования свернутых, инактивных паттернов поведения 1-го ФБМ в активную, произвольную, целенаправленную деятельность, узурпирующую все сферы жизни человека.

В сущности, именно эта драматургия (в положительном и отрицательном аспектах) – главный герой классической литературы. За ее животрепещущие описания мы преклоняемся перед Ф.М. Достоевским, К. Кастанедой, К. Юнгом, М.А. Булгаковым, С. Грофом, гениальными режиссерами и актерами.

Кроме того, во всех великих произведениях явно или подтекстом проходит очевидная мысль: человек, не желающий учиться осознанной самоорганизации и оперативной аутокоррекции, становится игрушкой в руках непредсказуемых сил, людей, обстоятельств и собственных «архаичных пластов поведения». В частности, именно поэтому так опасно неконтролируемое увлечение магическими психотехниками, холотропным дыханием, ЛСД и т. п. Никто не может спрогнозировать, какой именно архив наших врожденных модулей поведения эти воздействия «откроют». Мы же не знаем, например, была ли у нас в пятом колене шизофрения или эпилепсия… Зато это наверняка знает генетическая память нашего мозга, и при случае она не преминет «растормозитъся». Ведь для мозга самое большое удовольствие – работать, самореализоваться; суть работы его интересует во вторую очередь.

Принципиально мы мало отличаемся друг от друга с точки зрения психологического строения 1-го ФБМ. Точнее, эти отличия могут быть описаны через конечное число критериев: варианты темперамента, удельный вес актуализации тех или иных универсальных комплексов или архетипов, преимущественно «симпатический» или «парасимпатический» способ реагирования и т. п. Мы индивидуализированы, непохожи друг на друга по строению нашего личного 3-го ФБМ. В целом же нашему лицу – реальному и духовному – «необщее выраженье» придают черты, нюансы: 1) наследуемые по обеим (отцовской и материнской) линиям; и 2) приобретенные в течение жизни благодаря присвоению чужих моделей поведения, масок, мыслей, верований.

Окончательное воплощение в каждом конкретном онтогенезе такая индивидуация приобретает, когда эти костюмы, идеи и убеждения становятся нашим безусловным категорическим императивом, то есть начинают реализовываться в определенной мере под эгидой нашего первого функционального блока мозга. Именно этому сценарию посвящена известная аксиома: «Характер человека – его судьба».

В предыдущей главе был перечислен состав, тезаурус первичных, базовых врожденных конструктов: витальных, коммуникативных и саморазвития, опосредуемых в исконной своей форме 1-м ФБМ. Аналогичный перечень эволюционных задач 3-го ФБМ гораздо меньше, но их смысл и содержание воистину всеобъемлющ. Ведь здесь идет речь о явлениях, пронизывающих все периоды и сферы человеческой жизни:

– потребность в специфических именно для человека формах обучения – присвоении способов символической (знаковой) схематизации, упаковки информации, имеющейся во внешней и внутренней среде: ее описания в виде текста, математических формул, нот и т. д. Только таким образом может сформироваться произвольная (вербальная) регламентация поведения вообще и деятельности «парламента инстинктов», в частности. А следовательно, элиминация хаотичной активности этого «парламента», оформления его работы в культурально приемлемый (одобряемый) дизайн. Главный результат такого обучения человека – обладание средствами моделирования, экстраполяции и прогнозирования собственной и чужой психологической активности в низковероятностной среде;

– потребность в произвольной (то есть по определению – речевой, формируемой в обучении) саморегуляции, самоуправлении. На языке системно-эволюционной парадигмы – способность к произвольному формированию новых функциональных систем. По сути, это механизм алгоритмизации и автоматизации неосознаваемых и/или отсутствующих в детстве источников, целей и средств поведения (чужого и своего) в любых его проявлениях: от завязывания шнурков и письма до кругосветного путешествия и создания новой религии.