— Ну… знаю… — немного неуверенно проговорила Ирка. — Нет, и правда, странно чего никого нет. Может, что и произошло… Может посмотришь?
— Слышишь, Ирка, я тут подумал….
— Да-а-а…
— Вот ты в английском вроде круто шаришь?
— Ну, круто.
— Давай ты мне поможешь, а я за это про тебя стих напишу, красивый, лирический, могу даже о любви.
— А ты умеешь? — засомневалась Ира.
— Спрашиваешь. Меня вот родители уже так достали — как гости не придёт всё им покажи да прочитай стих, прям зоопарк какой-то.
— Ну, прочитай чего-нибудь.
— Э-э-э, сейчас. — Пашка немного задумался. Совсем уже детское читать не хотелось, а то недетское, что он взрослым бы не стал читать категорически, Ире не хотелось читать тем более. Может этот? Пашка сосредоточился и стал проникновенно декламировать:
— Ну, неплохо, — неуверенно сказала Ира. Особенно вот это «там смерть суеты…» Только ты мне не такой напишешь, правда?
Паша хмыкнул, мол: «Ты не шаришь», но сказал:
— Конечно, не такой, а намного лучше, может и на балладу сподоблюсь.
— А когда?
— Ну, вот ты пока свободна? Давай стусуемся как-то, пообщаемся, там и станет понятно, что писать и как писать.
— Ну, ладно…
3
Капли чёрные и упругие, колышутся, поблескивают затаившейся маслянистой энергией и яркой силой, а после срываются с пальцев и падают, падают, замирают, искажаясь, и падают вниз. Паутина как живая алчет и жаждет новых капель и новых порций энергии. Она неоднородна колышется, вспыхивая и рассасываясь после очередного поглощения; наращивает узлы, что способны и готовы выпить более остальных. Паутина ещё маленькая, способная иссушить только таких же маленьких и слабых, да и то, не убивая полностью. Всего лишь лёгкая депрессия достанется ничего не подозревающей жертве, а после пропадёт и растает, и всё будет как всегда…
— Леонид? — О! Этот голос. Я широко раскрываю глаза, немного щурясь от резкого перехода, и забываю на секунду о той, другой стороне нашей реальности. Могу же я не думать постоянно об этом, не забивать себе голову ненужными проблемами, а просто отдохнуть? Наверное, могу…