В лабиринте секретных служб

— Все зависит от того, сколько вы хотите купить…

— Я думаю, вы вряд ли сможете столько предложить, — засомневался Лессе.

Внезапно послышался осевший вдруг голос Берго:

— Мы купим на 200 миллионов.

«Черт побери! Закручивается огромное дело», — подумал наш герой.

«Действительно, закручивается огромное дело», — подумал официант, подслушивающий из соседней комнаты разговор господ в кабинете. Цокая языком, он спустился в гостиничный бар, который в это время был почти пуст. Застойкой сидел большой коренастый человек с волосами, жесткими как щетка, и пил перно. «Бастиан», — окликнул его официант. Человек, обладавший маленькими слоновьими глазками и громадными руками грузчика, посмотрел на него. «О чем они болтают?» — спросил он у старика. Официант все рассказал. Великан, которого звали Бастиан Фабре, свистнул: «Двести миллионов! Всемогущий Бог!» Он сунул официанту в руки деньги и приказал: «Слушай дальше. Запомни каждое слово. Я зайду позже». «Хорошо, Бастиан», — заверил его официант. Бастиан был одет в кожаную куртку, серые брюки, на его голове была каскетка. Покинув бар, он сел на старый велосипед и поехал по направлению к старой гавани. На улице Бельгии находились самые знаменитые в городе кафе «Зинтра» и «Циклоп». В них заключались спекулятивные сделки всех видов. «Зинтра» была более современной и имела лучшую клиентуру: богатые греческие торговцы, турки, голландцы и египтяне. Бастиан направился в старомодный «Циклоп». Стены кафе были облицованы деревом, громадные зеркала матово и скромно отражали серый свет улицы. Здесь собирались, как правило, только французы. В эти обеденные часы большинство пили «пастис», сладкий аперитив, который в 1939 году стоил всего 2 франка, а теперь 10 — причина постоянных огорчений завсегдатаев. Виноторговцы, контрабандисты, эмигранты, спекулянты, фальсификаторы — все сидели в кафе. Бастиан знал многих из них. Он приветствовал их, они приветствовали его. В конце зала была дверь, на ручке которой висела табличка «занято». Великан постучал в дверь. Дверь открылась, и Бастиан вошел в помещение. В нем горели свечи, окон не было. За длинным столом сидели 15 мужчин и одна женщина. Мужчины выглядели неопрятно, часть с запущенными бородами, часть с перебитыми носами и со шрамами. Женщина сидела во главе стола. На ее сине-черных волосах была шляпка красного цвета, одета она была в брючный замшевый костюм. Нетрудно было догадаться, что Шанталь здесь была госпожой, абсолютной властительницей этой банды преступников, волчицей, королевой, не знающей пощады.

— Почему ты так поздно пришел, — бросила она Бастиану, — мы уже 30 минут ждем тебя?!

— Трое не спешили, один из них пришел с опозданием.

Резким голосом Шанталь прервала его:

— Начнешь ли ты, наконец, говорить о деле, старая калоша?

— Извини, Шанталь, — добродушно ответил Бастиан и, сняв с головы каскетку, рассказал все, что слышал от официанта. Когда он упомянул о 200 миллионах франков, волна возбуждения прокатилась по комнате. Все заговори ли, перебивая друг друга. Ледяной голос Шанталь перекрыл поднявшийся шум:

— Может быть, вы закроете свои пасти! — Наступила тишина. — Здесь говорит лишь тот, кого я спрашиваю, ясно? Сигарету!

Двое бандитов поспешили ей услужить. Шанталь выпустила облако дыма.

— Теперь слушайте внимательно, я объясню, что нуж но делать.

Наступил четверг 5 декабря 1940 года. В Марселе стояла очень холодная погода. Два господина вошли в хозяйственный магазин на Рио де Рома. Один из них попросил:

— Я хотел бы купить четыре формы для кексов.

— А вы? — спросила продавщица у второго господина.

— Мне хотелось бы три таких же формы, если это возможно, прекрасное дитя.

Один из господ, мускулистый гигант с рыжеватыми жесткими волосами, называл себя Бастианом Фабре. Второй господин называл себя Пьером Хунебелле.

Оба господина купили по сильно подскочившей цене военного времени семь форм. Однако от намерения печь в них кексы они явно были очень далеки. Выйдя из хозяйственного магазина, господа купили масло, сахар, шафран, муку в продовольственном магазине, а затем в слесарной — 9 кг свинца, огнеупорный асбест и большой баллон пропана. Нагруженные свертками, господа направились к старому кварталу. Они почти не разговаривали.

Томас Ливен думал: «Я иду с этим орангутаном изготавливать слитки фальшивого золота, даже мысль для меня — банкира — невозможная, но, по правде сказать, любопытно, как специалисты это делают».

Чего Томас не мог понять, так это поведения Шанталь. Когда он рассказал о встрече с двумя господами и совместном обеде, она предложила:

— Чудесно, дорогой. Моя организация в твоем распоряжении, 15 первоклассных специалистов. Мы проведем этих гестаповских свиней, да и твоего полковника Сименона и продадим списки агентуры тому, кто больше заплатит.

— Нет, я обещал помочь полковнику.

— Ты свихнулся! Что это, немецкий идеализм? К черту! Прокручивай тогда дело в одиночку! Изготавливай золото сам, от моих людей ты помощи не получишь.