В лабиринте секретных служб

— Хорошо, мы можем попробовать, но при условии, что разделим выигрыш, если я выиграю.

— Само собой разумеется.

Глаза Эстреллы начали загораться, дыхание стало прерывистым, щеки порозовели:

— Где же десерт? Ах, я так взволнована, я чувствую совершенно точно: теперь я выиграю, я хочу выиграть.

Час спустя темпераментная дама проиграла 20 тысяч эскудо, или 3 тысячи немецких рейхсмарок. Похожая на Марию Магдалину, потрясенная, она подошла к Томасу, сидевшему в баре.

— О Боже, как мне стыдно!

— Но почему же?

— Я не могу сейчас вернуть вам деньги, их у меня нет.

— Рассматривайте их как подарок.

— Невозможно.

В этот момент она выглядела, как ангел мести, изваянный из мрамора.

— За кого вы меня принимаете? Кажется, вы ошиблись во мне, любезный месье!

Будуар был полуосвещен лампочками под красными абажурами. На маленьком столике стояла фотография серьезного господина с большим носом в пенсне. Пожелтевший от времени адвокат Педро Родригес в маленьком формате поглядывал из серебряной рамки на свою вдову.

— Ах, Жан, я так счастлива!

— И я. Эстрелла, сигарету?

— Дай я докурю твою.

Он дал ей докурить и, погруженный в мысли, смотрел на прекрасную женщину. Полночь была далеко позади. В огромной вилле Родригес царила тишина. Слуги спали. Она подвинулась к нему и погладила его.

— Эстрелла, любимая…

— Да, мое сердце.

— У тебя много долгов?

— До сумасшествия много. Вилла заложена, драгоценности тоже. Я все надеюсь выиграть и все выкупить.

Томас посмотрел на фотографию.

— Он много тебе оставил?

— Небольшое состояние… Эта проклятая, чертова рулетка. Как я ее ненавижу!

— И немцев?

— Да, и немцев.

— Скажи, дорогая, интересы какой страны ты представляешь?

— Коста-Рики. А почему тебя это интересует?

— Ты когда-нибудь выдавала костариканский паспорт?

— Нет.

— Но, вероятно, это делал твой муж.

— Да, он выдавал. Знаешь, с начала войны к нам никто не приходил. Я думаю, в Португалии не осталось ни одного костариканца.

— Любимая, но в доме, наверное, осталось несколько формуляров паспортов?

— Я не знаю. Когда Педро умер, я все бланки паспортов, штампы, печати сложила в чемодан и отнесла на чердак. Почему это интересует тебя?

— Эстрелла, дорогая, потому, что я охотно выдал бы один паспорт.

— Паспорт?

— Или несколько паспортов.

— Жан, ты шутишь?

— Нет, совершенно серьезно.

— Что ты за человек?

— В основе неплохой.

— Но что мы должны делать с паспортами?

— Мы можем их продать, прекрасное дитя. Здесь достаточно покупателей. И они много заплатят, а с деньгами ты смогла бы… Надо ли продолжать?

— О! — воскликнула Эстрелла. Она долго думала. Затем спрыгнула с кровати и отправилась в ванную. Когда она вышла, на ней был халат.

— Одевайся!

— Что ты хочешь, мое сокровище?

— Отправиться на чердак.

Чердак был большой и захламленный. Эстрелла осветила его карманным фонариком, и Томас извлек из-под старого ковра деревянный сундук, крепко ударившись при этом головой о балку. Склонившись над сундуком, они вместе открыли крышку. Формуляры, книги, штемпеля, печати и паспорта лежали в нем беспорядочной грудой. Дрожащими пальцами Эстрелла взяла один, другой и начала их перелистывать. Все паспорта без исключения были старыми, покрыты пятнами, фотографии мужчин были крепко приклеены, страницы покрыты бесчисленными штемпелями и пограничными отметками. Срок действия их давно истек. Глубоко разочарованная Эстрелла произнесла:

— Ни одного нового паспорта, все старые и просроченные. С ними мы ничего не сможем предпринять.

— Напротив, — возразил Томас и поцеловал ее, — старые недействительные паспорта самые лучшие.

— Я не понимаю.

— Это очень просто, — ответил Томас Ливен, он же Жан Леблан.

Тогда он не чувствовал, что судьба готовит ему новые приключения, удары и опасности. Открыв крышку сундука, он выпустил джинна из бутылки.

Размеренным шагом с соломенной шляпой на голове, с большой кожаной папкой двигался 4 сентября 1940 года молодой элегантный господин по лабиринту Альфомы, старой части Лиссабона.

В крошечных кривых переулках со старыми дворцами в стиле рококо, выложенными разноцветной плиткой домами горожан играли босые, грязные дети, дебатировали смуглолицые мужчины и спешили женщины на рынок, держа на голове корзины с рыбой и овощами.

Белоснежное белье сушилось на бесчисленных веревках. Черные железные решетки блестели на высоких окнах. Отовсюду, где между стен были проемы, открывался вид на протекавшую невдалеке реку.

Элегантный молодой человек зашел в мясную лавку и купил солидный кусок телячьего филе. В лавке напротив он попросил продать бутылку красного вина, оливковое масло, бутылку мадеры, муку, яйца, сахар и всевозможные приправы. На сверкавшем тысячью красок рынке он купил фунт лука и две великолепные головки салата.

Перед рыночными торговками мужчина снимал шляпу и прощался с ними с обворожительной улыбкой.

Нагруженный покупками, он прошел по узкой и темной Рио до Поко дель Негрос во двор одного из полуразвалившихся домов.

Слепой певец сидел в солнечном углу двора, перебирая струны гитары, и пел высоким голосом. Томас положил монетку в шляпу певца и обратился к нему на португальском языке: