Двести метров идти не пришлось. Поднявшись по склону оврага, волк прошёл ещё метров семьдесят и лёг умирать под разлапистой елью. Сначала Кирилл услышал лёгкий свист, а затем и окрик.
— На четыре года!!! Подходи, забирай!!!
Тяжин прошёл по следам охотоведа и увидел огромного, по сравнению с теми, которые лежали на номере, лежащёго, как живого волка.
— Чёго-то он здоровый, — Тяжин держал ружьё не изготовку.
— Она, — поправил его Николаич.
— Что «Она»?
— Это — волчица. Причем, матёрая. Да опусти ты ружьё, Кир! — рявкнул на него Николаич и продолжил осматривать трофей, — Вон, ты ей как засадил, — он показал прямо на грудь, — И вон… и вон… Непонятно, как она только ушла. Ты ей первым выстрелом и сердце и оба лёгких пробил… — охотовед встал, — Ладно. Забирай и тащи её за флажки. Здоровая, тварь…
— Да как же я её потащу, — задумался Китяж, — она в длину, ростом с меня будет.
— Не знаю, — отмахнулся охотовед, — Мне ещё по загону надо пройтись. На восьмом номере подранок в загон ушёл. Надо искать. Кстати, — он обернулся и хитро, как Мюллер на Штирлица, посмотрел на Кирилла, — Это же ты их всех завалил? Этот банкирский сынок и стрелять-то не умеет, небось?
— Винтовка его — в его руках, — пожал плечами Китяж, — а моё ружьё, при мне… Или вы хотите отпечатки пальцев снять?
Охотоведа такая постановка вопроса явно разозлила.
— Так, Кирилл. Будешь пи…деть, на охоту больше не приедешь.
— Приёду, Николай Николаевич. Если волки будут, обязательно приеду. Вы же знаете как я стреляю.
— Что верно, то верно, — обречённо кивнул он, — такой стрелок как ты, на волках ВО КАК НУЖЕН, — он провёл ребром ладони по горлу, показывая, как именно нужен Китяж, — Ну, как знаешь, Саныч.
— Этих трёх положил он.
— Конечно он, — с безразличным видом согласился охотовед, — здесь же все знают, как он стреляет. А тебя здесь в первый раз видят, — сыронизировал он, — Всё. Я в загон. Да… Можешь курить! Заслужил!
Кирилл вытащил за задние лапы тушу, затем взялся за передние и взвалил тушу себе на плечи. Голова волчицы свисала с его правого плеча.
— Где-то я это уже видел, — сам себе сказал Кирилл и поволок трофей к флажкам, а задние лапы оставляли глубокие борозды в снегу.
Вытащив по оврагу, за флажки трофей, он поднялся к Дегтёву и показал на трёх переярков.
— Это — твои.
— Как это — мои? Ты же их завалил, — не согласился с Тяжиным Александр, — Значит, они — твои.
— Оружие твоё? Твоё. Оно у тебя в руках? У тебя. Звери добыты твоим карабином. Они твои. И ни кто тебе не поверит. Меня знают здесь все. А тебя? Отца знают, а тебя — нет. Так что, Саня… — Тяжин улыбнулся и развёл руками, — Видишь, какая удача тебе улыбнулась. Трёх волков умудрился взять! Это для охотника, всё равно, что для тебя, заслуженный мастер спорта! Не филонь, тащи свои трофеи. Только с моим не перепутай.
Перепутать было сложно. Волчица был заметно крупнее переярков. Конечно, Кирилл помог Саше вытащить их за флажки.
— Сань, слушай, — Китяж достал из рюкзака термос, — а у тебя ещё сигары есть?
— Есть, — кивнул Саша и порывшись во внутренних карманах достал жёлтую, картонную коробочку, на которой золотом была нарисована голова, а под головой было написано «COHIBA» — Так, Николаич запретил вроде?
— Нам можно, — заверил его Китяж, — Мы с тобой план перевыполнили. Пятилетку в четыре года дали. А я курево в машине специально оставил. Чтобы не соблазняться. Я ведь со вчерашнего вечера не курил. Кофе будешь?
А потом, все хвалили и поздравляли Дегтёва. Волки появлялись на каждом номере, но добыл волка не каждый. Промахов было больше чем попаданий. Единственное, что омрачало праздник, так это то, что матёрый, вожак этой стаи, ушёл. И ушёл именно на рубеже, где стоял отец. И не по тому, что батя промазал. Он то, как раз, попал, практически отстрелив ему переднюю лапу.
Но матёрый, раненный, отгрыз, болтающуюся на двух сухожилиях, уже не нужную конечность и ушёл за флажки. Волк, перепрыгнувший флажки, явление чрезвычайно редкое, и Тяжин старший, конечно, расстроился.
А вот младший ликовал. Его волчица, после взвешивания оказалась самой большой — 62 килограмма. Даже дядя Коля присвистнул от удивления. Он, бывалый охотник, ещё не видел подобных экземпляров. Очень уж она была большая.
— Какой же тогда, был матёрый? — удивлялся он.
— Узнаем в следующем году. Он соберёт новую стаю и придёт сюда, — досадовал отец.
— Он — калека, — вертя в руках отстрелянную лапу, предположил Зверьков, — до весны не протянет. С голоду сдохнет.
— Залижет и придёт, — продолжал стоять на своём батя, — вот увидите. Попьёт он у нас крови.
— А Киря твой, — Зверьков положил оторванную лапу бате на плечо, — Какую «дуру» взял. А?
— Ни чего хорошего, — совершенно серьёзно сказал охотовед, — есть такая примета у волчатников, взял «старшую» — прощайся со «старшей».
— В смысле?
— Матёрая забирает с собой старшую в семье охотника.
— Да, бред это всё, — усмехнулся батя.