В лаборатории редактора

Разноязычье, двуязычье создает дополнительные краски для характеристики героев. Но оно же требует от автора абсолютного чувства меры. При малейшей перегруженности текста необычными, приметными словами возникает опасность сосредоточить внимание читателя на этих словах в ущерб восприятию образов, мыслей, чувств. Вот почему редактор еще и еще раз придирчиво перечитывает страницы рукописи, уже подготовленной к печати.

Посреди отары, как лодка, увлеченная волнами, тихо переступает серый конь Боршагры со своим седоком – старым чабаном Иваном Юндуновым. Длинная узловатая палка с ременной петлей на конце (по-степному – икрюк) поникла в его руке, как удилище. Спит старый чабан или просто задумался? Впрочем, ничего не случится с отарой, если он и задремлет на минуту чуткой дремой или привычные стариковские мысли уведут его в дальние края прошлого, – у чабана есть верные помощники. С обеих сторон сопровождают отару огромные псы Шоно и Нойён – Волк и Князь, – оба черные, оба лохматые и свирепые… Стоит какой-нибудь овце отбиться от отары, псы без лая бросаются наводить порядок. Зоркий глаз у этих четвероногих чабанов!

Да, верные помощники у Ивана Юндунова, а все-таки худо, худо старику без сыновей!

Четыре сына было у Ивана – всех четырех унес черный шурган смерти. Никого не осталось на старости лет. Гылык и Самбу погибли на войне, Гылык – самый младший – ушел добровольцем из десятого класса. Это было в январе сорок второго, в день железной обезьяны. Прямо из школы – даже отцовскую юрту не навестил – ушел во тьму войны, и строчки домой не успел написать… От Самбу были письма, были; он долго воевал, далеко увела его война, на чужой земле убит, под чужими созвездиями… А вот как погиб Эрдыни, этого не забыть никогда!..

…Совсем стемнело. Степь натянула на себя мягкий синий халат. Тихо передвигается отара. Бесшумно скользят во тьме Шоно и Нойён. Обдало теплым ветерком – овцы спускаются в долину. На синюю гущу неба вышел, лучась, Золотой Кол, а неподалеку от него идут своей таинственной дорогой Семеро Стариков. Семеро Стариков – на небе, а под ними, в степи, еще один, восьмой, совсем одинокий… Видят они его или нет?

– Гури! Гури! – негромко покрикивает Юндунов, собирая овец.

Лохматые псы, понимая чабана, теснят овец, сжимают отару в темное, неровное облако, и оно дымно струится с высотки в узкую падь… Вот уже и круглый намет юрты плывет навстречу из редкого, мелкого березняка, а за юртой забелела легкая березовая изгородь овечьего загона.

…Да, а раньше остальных сыновей – непонятно, страшно – исчез старший – Тудуп… Э, лучше бы не вспоминать!»