В лапах страха

«Очень смахивает на «человека свинью». Это одна из разновидностей казни в средневековой Японии: осуждённому отрубали руки по локоть и ноги по колено, останавливали кровотечение, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, отрезали нос, снимали скальп и отпускали… Чем не пример происходящего с современным человечеством? Да, это казнь, пытка, изуверство, но мы и представить себе не можем, за что такая плата. Ад под названием «планета Земля» не мог появиться просто так. Кто-то совершил роковую ошибку, и мир стал таким: болезненным, пошлым, недальновидным. А может быть, это ошибка всей цивилизации, что в незапамятные времена сломала печати?.. Тот же Ницше писал, что высока вероятность того, что каждый человек проживает свою жизнь бесконечное число раз. После смерти всё откручивается назад — как плёнка на кассетнике, — и жизнь начинается заново. Та же самая жизнь. Но, если так, существует ли способ вырваться из кольца? Что необходимо для этого сделать? Какой совершить поступок?.. Если данная теория Ницше верна, тогда, скорее всего, это должен быть коллективный поступок всего человечества. Но как это осуществить — в чреде мировых эпох и судеб?! Нереально. Это не получается даже осмыслить. Да и ОНО не позволит!»

Глеб резко нажал на тормоз, пропуская очередную сумасбродную мамашу, уверенной походкой перетаскивающую дочурку через проезжую часть. Женщина орала на сопротивляющееся чадо, напоказ игнорируя всех участников дорожного движения, будто в данный момент она оставалась неприкасаемой, а любого, осмелившегося дерзнуть и не пропустить её, — на месте сразит молния!

— За дорогой следи, — подчёркнуто безразлично сказала Марина, не желая встречаться с мужем взглядом.

— Всё под контролем, — Глеб кивнул и отпустил тормоз; в голове переваривалась вчерашняя каша.

Машина резко дёрнулась, постепенно разогналась и пошла ровнее.

— Господи, ты когда-нибудь отремонтируешь это убожество? — Марина традиционно включила стерву в самый неподходящий момент. — Всё-таки детей на нём возишь.

Глеб вздохнул, глядя на проплывающие за стеклом скрюченные трупы деревьев.

— Если бы не это, как ты выразилась, «убожество», они вообще бы пешком бегали.

— Ты идиот?

— С чего бы вдруг? — Глеб сбавил ход, свернул к металлической ограде 44-ой школы.

— Очень похож, особенно когда умничать пытаешься.

— Я старался.

— Это трудно было не заметить… как и не оценить.

— Может, хватит! — Светка отбросила плеер.

Глеб напрягся. Хрустнул шейными позвонками.

— Это тебе — должно быть хватит! — Марина поискала в зеркало заднего вида глаза дочери, но так и не найдя ответного взгляда, продолжила говорить в пустоту: — Не устала ещё дерзить?

— А вы не устали собачиться?!

— Что?

— Да вы на себя со стороны посмотрите! — Светка еле дождалась, когда машина остановится, открыла дверцу и выскочила под дождь. Тут замерла и нерешительно оглянулась. — У вас же всё общение к ругани сводится. А вместо сына, — вообще, не пойми что растёт!

— Ну-ка стой! — Глеб откинул ремень безопасности и вылез из машины. — Ты что такое говоришь?

— А что есть, то и говорю!

— Нет, погоди, — Глеб захлопнул дверцу, посмотрел по сторонам.

Светка тоже непроизвольно огляделась; вокруг было пустынно, будто люди взяли, да и враз вымерли.

— Чего, бить опять будешь? — не задумываясь, брякнула Светка, убирая с лица стремительно намокающие волосы.

— Дура, — процедил сквозь зубы Глеб. — Надо бы и впрямь отстегать тебя, как следует, да Юрке дурной пример подавать не охота. И не смей больше так о брате говорить! Уяснила?

Светка шмыгнула носом, накинула капюшон куртки — вновь захотелось скрыться, причём не только от собственной семьи, но и от всего окружающего мира. Провалиться в самые недра, туда, где Кощей над златом чахнет, где никогда не бывает света и можно на веки-вечные укрыться от плотоядных человеческих лиц. От этих хищных оскалов, внутри которых погибает всё живое, а нарождается лишь непрошибаемое зло, которое, вырвавшись наружу, пожирает всё, что попадается на пути, не щадя ни стара, ни млада! Это мясорубка, в недрах которой проворачивается всё самое прекрасное, что есть в мире, под названием «планете Земля», приобретая уродливые формы, годные лишь на то, чтобы до умопомрачения пугать несмышлёных детей.

Светка ощутила на губах вкус слёз.

— В том, что твой брат ночует в шкафу, нет ничего такого, — тихо произнёс Глеб, не замечая, насколько сильно трясёт сгорбленную дочь. — Да, это ненормально, но гнобить его только за детские страхи… Тебе самой не стыдно?

— Да он с этим жуком разговаривает! Который из книжки. Это он его в шкаф лезть заставляет! Неужели не понятно?! А «жук» этот у него — из-за вас! — Светка прикусила язык, понимая, что и без того сболтнула лишнего.

В голове что-то щёлкнуло: словно сработало защитное реле, отвечающее за неподвластное воле подсознание. Однако было уже поздно: отмотать реальность назад невозможно, как и взять обратно сказанные слова. Светка понимала, что говоря так о брате, поступает гнусно, но не дерзить она не могла, потому что этого желал кто-то ещё, запертый внутри её подсознания.