В лесах (Книга 1, часть 2)

- Из городу были, и из деревень были, и купцы были: всякие были. Да ну их - господь с ними. Вы-то как без меня поживали? - спросила Манефа.

- Благодарение господу. За вашими святыми молитвами все было хорошо и спокойно,- сказала уставщица Аркадия.- Службу каждодневно справляли как следует. На преподобную Ксению, по твоему приказу, утренне бдение с полиелеем стояли. Пели канон преподобным общий на два лика с катавасиями.

- С которого часа зачали службу? - спросила игуменья.

- В два часа за полночь велела я в било ударить,- отвечала мать Аркадия.Когда собрались, когда что - в половине третьего пение зачали. А пели, матушка, утреню по минеи. У местных образов новы налепы горели, что к Рождеству были ставлены, паникадила через свечу зажигали.

- А на трапезе,- подхватила мать Виринея,- ставлено было четыре яствы: капуста с осетриной да с белужиной, да щи с головизной, да к ним пироги с вязигой да с семгой, что от Филатовых прислана была еще до вашего, матушка, отъезда, да лещи были жареные, да пшенники с молоком. Браги и квасу сыченого на трапезу тоже ставили. А на вечери три яствы горячих подавали.

- А трудники в тот день дела не делали,- прибавила казначея Таифа.

- А на утрие, на Григория Богослова, тоже с полиелеем служба была, икону святителя, строгановского письма, на поклон становили,- докладывала уставщица.

- Бог вас спасет, матери,- поклонясь, молвила игуменья.- Добро, что порядок блюли и божию службу справляли как следует. А что Марья Гавриловна, здорова ли? - осведомилась мать Манефа.

- Здорова, матушка, слава богу,- отвечала Таифа.- В часовне у служеб бывала и у часов и к повечерию. К утрене-то ленивенька вставать, разве только что в праздники.

- Ее дело,- строго заметила Манефа.- А ты бывала ль у нее в дому-то?

- Как же, матушка, раза три ходила,- отвечала казначея,- да вот и мать Аркадия к ней захаживала, а Марьюшку так почти каждый день Марья Гавриловна к себе призывала.

- Не слыхали ль чего, не гневается ли она на Патапа Максимыча? - обращаясь ко всем, спросила мать Манефа.- За хлопотами совсем позабыл к ней письмо отписать, в гости позвать ее... Уж так он кручинится, так кручинится...

- Нет, матушка, каялись, ничего не заметно, чтобы гневалась на кого Марья Гавриловна,- молвила мать Таифа. Аркадия подтвердила слова казначеи.

- Какой гнев, матушка! - подхватила Марья головщица. - Сколько раз она со мной и Настеньку с Парашей, и Патапа Максимыча поминала, и все таково любовно да приятно.

- Завтра после часов надо сходить к ней, повидаться, гостинцы снести,озабоченно говорила Манефа.- А вам, матери и девицы, Аксинья Захаровна тоже гостинцев прислала за то, что хорошо ее ангелу праздновали, по рублю на сестру пожаловала, опричь иного. Завтра, мать Таифа,- прибавила она, обращаясь к казначее,- возы придут. Прими по росписи... Фленушка, у тебя никак роспись-то? Фленушка порылась в дорожном мешке и, вынув сложенный начетверо лист бумаги, подала его Манефе.

-Читай-ка, мать Таифа,- сказала игуменья, подавая казначее роспись.Благо, все почти матери здесь в сборе, читай, чтобы всем было ведомо, какое нашей святой обители сделано приношенье. Мать Таифа, с трудом разбирая скоропись, медленно стала читать: -"Рыбы осетрины свежей шесть пудов, да белужины столько ж, да севрюги соленой четыре пуда. Тешки белужьей да потрохов осетровых по пуду. Икры садковой полпуда, осетровой салфеточной пуд. Жиров да молок два пуда с половиной, балыков донских три. Муки крупичатой четыре мешка, гороху четыре четверти, ветчины окорок..." Мать казначея руками развела, дочитавшись до такого приношения.

- Как ветчины? - строго спросила игуменья.

- Ветчина писана, матушка,- отвечала Таифа, показывая роспись Манефе. Ох, искушение!..- послышалось между инокинями.

Белицы улыбались, отворачиваясь в сторону. чтобы матушка не заметила и не вздумала б началить их за нескромность.

- Ты писала?- нахмурившись, обратилась Манефа к Фленушке.

- Настенька это приписала,- отвечала Фленушка.- На смех. А как стали укладываться, она и в самом деле сунула в воз не то окорок, не то два.

- Верченая девка! Егоза!..- заворчала Манефа, и, обращаясь к матерям, прибавила:- Давно ли, кажись, из обители, а поглядели бы вы, какова стала моя племяннинка.

- Что ж, матушка, дело молодое - шутки да смехи еще на уме... Судьбы господь не посылает ли? - умильно спросила мать Евсталия.- Женишка не приискали ль родители-то?

- Нет,- сухо ответила Манефа. - А намедни мужичок проезжал из Осиповки в Баки за хлебом,- продолжала Евсталия,- у Бояркиных приставал, говорил, что жених приезжал к Патапу Максимычу. Из Самары, слышь, купеческий сын.

- Приезжать приезжал,- нехотя отвечала Манефа,- только про сватовство не то что речи, и думы не бывало. Наврал тебе, Евсталия, твой мужичонка с три короба, а ты и плетешь. Похожего ничего не бывало. Да. Мать Евсталия замолчала и ушла в угол, заметив, что игуменья маленько на нее осерчала.

-Известно дело, матушка, деревенский народ завсегда пустого много городит,- отозвалась уставщица Аркадия.- Пусти уши в люди - чего не наслушаешься.