В лесах (Книга 1, часть 2)

- Не в годах сила, сударыня,- ответила Манефа.- Не годы человека старят, горе, печали да заботы... Как смолоду горя принято вдоволь, да потом как из забот да из хлопот ни день, ни ночь не выходишь, поневоле раньше веку состаришься... К тому же дело наше женское - слабое, недаром в людях говорится: "сорок лет - бабий век". Как на шестой-от десяток перевалят, труд да болезнь только останутся... Поживете с мое, увидите... вспомните слова мои... Ну, да ваше дело иное, Марья Гавриловна, хоть и знали горе, все-таки ваша жизнь иная была,- глубоко вздохнув, прибавила Манефа.

- Матушка!- быстро подхватила Марья Гавриловна, вскинув черными своими глазами на Манефу.- Жизнь мою вы знаете это ль еще не горе!..

- Всякому человеку только свой крест тяжел, сударыня,- внушительно ответила Манефа.- Все же видали вы красные дни, хоть недолгое время, а видали... И вот теперь, привел бог, живете без думы, без заботы, аки птица небесная... Печали человека только крушат, заботы сушат. Горе проходчиво, а забота, как ржа, ест человека до смерти... А таких забот, как у меня, грешной, у вас и прежде не бывало и теперь не предвидится... Конечно, все во власти божией, а судя по человечеству, кажись бы, и наперед таких забот вам не будет, какие на мне лежат. Ведь обителью править разве легкое дело? Семейка-то у меня, сами знаете, какая: сто почти человек - обо всякой подумай, всякой пить, есть припаси, да порядки держи, да смотри за всеми. Нет, не легко начальство держать... Так тяжело, сударыня, так тяжело, что, самой не испытавши, и понять мудрено... Так вот какое мое дело, далеко не то, что ваше, Марья Гавриловна... Какие вам заботы? Все у вас готово, чего только не вздумали!.. Опять же и здоровьем не такие, как я в ваши годы была. Оттого и старость поздней к вам придет.

- Как про то знать наперед? - сказала Марья Гавриловна.

- Все во власти господней. - Вестимо так,- ответила Манефа и, немного помолчав, заговорила ласкающим голосом: - А я все насчет братца-то, сударыня Марья Гавриловна. Очень уж он скорбит, что за суетами да недосугами не отписал к вам письмеца, на именины-то не позвал. Так скорбит, так кручинится, не поставили бы ему в вину.

- Полноте, матушка.- отвечала Марья Гавриловна.- Ведь я еще давеча сказала вам... Затем разве я в обители поселилась, чтобы по пирам разъезжать... Бывала прежде у Патапа Максимыча и еще как-нибудь сберусь, только не в такое время, как много у него народу бывает...

- Да так-то оно так,- продолжала мать Манефа,- все ж, однако, гребтится ему - не оскорбились ли?.. Так уж он вас уважает, сударыня, так почитает, что и сказать невозможно... Фленушка, поди-ка, голубка, принеси коробок, что Марье Гавриловне прислан.

- Напрасно это, матушка, право, напрасно,- говорила Марья Гавриловна, между тем как Фленушка, накинув шубейку, побежала по приказанию Манефы.

- Скажите-ка лучше, как поживает Патап Максимыч? Аксинья Захаровна что?.. Девочки ихние как теперь?

- Слава богу,- отвечала Манефа,- дела у братца, кажись, хорошо идут. Поставку новую взял на горянщину, надеется хорошие барыши получить, только не знает, как к сроку поспеть. Много ли времени до весны осталось, а работников мало, новых взять негде. Принанял кой-кого, да не знает, управится ли... К тому ж перед самым Рождеством горем бог его посетил.

- Что такое случилось? - озабоченно спросила Марья Гавриловна.

- Знавали ль вы у него приказчика Савельича?- спросила мать Манефа.

- Как не знать, матушка, славный такой старичок,- ответила Марья Гавриловна.

- Помер ведь...

- Полноте?

- Помер, сердечный,- продолжала Манефа.- На Введеньев день в Городец на базар поехал, на обратном пути застань его вьюга, сбился с дороги, плутал целую ночь, промерз. Много ль надо старику? Недельки три поболел и преставился...

- Царство небесное!..- набожно перекрестясь молвила Марья Гавриловна.Добрый был человек, хороший. Марьюшка,- прибавила она, обращаясь к головщице,возьми-ка там у меня в спальне у икон поминанье. Запиши, голубушка, за упокой. Егором никак звали? - обратилась она к Манефе.

- Так точно, Георгием. - Прошу я вас, матушка, соборно канон за единоумершего по новопреставленном рабе божием Георгии отпеть,- сказала Марья Гавриловна.- И в сенаник извольте записать его и трапезу на мой счет заупокойную по душе его поставьте. Все, матушка, как следует исправьте, а потом, хоть завтра, что ли, дам я вам денег на раздачу, чтоб год его поминали. Уж вы потрудитесь, раздайте, как кому заблагорассудите.

-Благодарим покорно, сударыня,- молвила, слегка поклонясь, Манефа.- Все будет исправлено... Да, плохо, плохо стало братцу Патапу Максимычу без Егора Савельича,- продолжала она. - Одно то сказать - двадцать лет в дому жил, не шутка в нынешнее время... Хоть не родня, а дороже родного стал. Правой рукой братцу был: и токарни все у него на отчете были, и красильни, и присмотр за рабочими, и на торги ездил,- верный был человек,- хозяйскую копейку пуще глаза берег. Таких людей ныне что-то мало и видится... Тужит по нем братец, очень тужит.